Как кошмарят бизнес: Почему хозяйка кафе «Бейрут» год живёт в страхе
— слово Елизавете ИзвозчиковойВ Санкт-Петербурге продолжаются слушания по делу Елизаветы Извозчиковой, владелицы маленького кафе «Бейрут», которую обвиняют в нарушении санитарных норм и правил. Адвокат Извозчиковой уже рассказывал «Секрету» о том, как было возбуждено уголовное дело — следователь СК Иван Лялицкий летом 2016 года повздорил с администратором «Бейрута» Хасаном Хусейном Аллушем из-за посещения туалета, а через несколько месяцев вернулся с проверкой. Извозчикова рассказала, как кафе живёт весь этот год и объяснила, почему не намерена признавать вину
В Санкт-Петербурге продолжаются слушания по делу Елизаветы Извозчиковой, владелицы маленького кафе «Бейрут», которую обвиняют в нарушении санитарных норм и правил. Адвокат Извозчиковой уже рассказывал «Секрету» из-за чего было возбуждено уголовное дело — летом 2016 года администратор «Бейрута» Хасан Хусейн Аллуш не разрешил подвыпившему мужчине пройти в туалет, посетитель оказался следователем СК, и через несколько недель вернулся с проверкой. Извозчикова рассказала, как кафе живёт весь этот год и объяснила, почему конфликт следователя и администратора привёл к возбуждению уголовного дела.
Всё началось 7 сентября 2016-го года, я была в отпуске во Франции с моей тетей — путешествие стало моим подарком ей на 76-летие. Когда ребята позвонили, мы ехали в поезде с юга в Париж. Ребята не могли ничего толком объяснить — связь в поезде была очень плохая, к тому же они звонили мне с улицы и не видели, что происходит в кафе, потому что следователь, руководивший мероприятием, которое называется «осмотр места происшествия», выгнал всех из помещения, а администратору, который остался с ним, не разрешили пользоваться телефоном.
Я поняла только, что администратор узнал в следователе молодого человека, который заходил к нам летом и ругался с ним, угрожая проверкой. Ещё я поняла, что ни постановления о проведении следственных действий, ни предписания о проведении проверки у следователя и людей, которые пришли с ним, не было, администратору они не показали вообще никаких документов. После завершения «осмотра» вся группа удалилась из кафе, не разрешив администратору взять в руки и прочитать протокол (или акт осмотра, как они его назвали), и я этот документ тоже не видела вплоть до момента ознакомления с материалами дела в конце мая 2017.
Я хочу уточнить ещё вот что: ни у одного из моих подчинённых никогда не было права подписи или каких-либо знаний о том, как устроено кафе с точки зрения закона. Для работников зала у меня всегда основная инструкция — быть приветливыми и внимательными к гостям, а работникам кухни — следить за порядком и чистотой и вкусно готовить. Администратор, по совместительству официант, не был моим уполномоченным представителем. В его обязанности входит приём товара, инвентаризация бара, учёт брони столиков — и всё. Но именно он был выбран следователем в качестве представителя организации во время проверки, хотя не знал вообще ничего о наличии или отсутствии документов, сертификатов безопасности пищевой продукции, наличии или отсутствии дезинфицирующих средств, актов очистки вентиляции и так далее по списку выявленных нарушений.
Конечно, я надеялась, что всё разрешится, но волновалась довольно сильно. Во-первых, я попросила ребят дать следователю мой мобильный телефон и объяснить, что я вернусь вечером 15 сентября — до вечера 18 сентября мне никто не звонил. Во-вторых, по моему опыту совсем никаких актов и бумаг не оставляют только самозванцы, например многочисленные общества по защите прав потребителей, которые периодически ходят по заведениям и запугивают персонал с целью получения мелких взяток. Роспотребнадзор и налоговая, с проверками которых мне приходилось сталкиваться на предыдущем месте работы, ведут себя максимально вежливо, все свои действия объясняют, оставляют акты осмотра, списки документов, которые им нужны и всё это происходит в абсолютно спокойной рабочей атмосфере. В кафе «Бейрут» в тот раз всё было иначе.
«Нам пришлось закрыться на неделю и отказаться от шеф-повара»
Следователь позвонил 18 сентября, в воскресенье, довольно поздним вечером, и сразу начал угрожать. Он сказал, что если я сейчас же сама к нему не приеду, он сам придёт ко мне домой и назвал мой домашний адрес. Я спросила, почему он хочет прийти ко мне домой, он ответил, что собирается возбудить в отношении меня уголовное дело. Ещё он сказал, чтобы я не ломалась, потому что он не в кино и не на кофе меня зовет. Я здорово испугалась и стала искать адвоката. В понедельник следователь Иван Лялицкий позвонил ещё раз 10 и кричал, чтобы я немедленно мчалась к нему, мол, это в моих же интересах. Когда ближе к вечеру я ответила: «Мы с адвокатом готовы прийти прямо сейчас», он перенёс встречу на вторник. Когда мы пришли, Лялицкий вручил нам некий документ на трёх листах и крайне раздражённо потребовал его подписать, не читая. Сказал: «Дома читать будете».
Это было уведомление о выявленных нарушениях без сносок на конкретные законы. Простое перечисление различных недочётов, значительная часть которых отсутствовала на момент проверки, другая была легко устранима, третья — не понятна без ссылок на закон. Ни на один мой вопрос о том, что послужило поводом для проверки и в чем заключаются конкретные претензии к кафе «Бейрут», следователь не ответил. На вопрос о том, в какие сроки я должна отчитаться от исправлениях (Роспотребнадзор обычно даёт от двух месяцев и больше) я ответа тоже не получила. Так как разговаривать со мной следователь отказался, я решила обратиться к нему письменно и отправила в СК Центрального района письмо с уведомлением о вручении. В письме я писала, что готова предоставить все запрашиваемые документы и просила пояснить происходящее, а также с целью скорейшего принятия мер по исправлению имевшихся нарушений разъяснить по пунктам их смысл. Несмотря на это гособвинение полагает, что уведомило меня в надлежащей форме и впоследствии это уведомление станет основной уликой в моём деле, а письмо вернётся не распечатанным.
На третий день после нашей встречи со следователем та же следственная группа пришла в кафе «Бейрут» к открытию. Помещение уже никто не осматривал, на кухню только заглянули, основную часть времени писали протокол и упаковывали в коробки папки с уставными документами, товарными накладными, договорами и актами, а также кассовый аппарат и компьютер, на котором находится система автоматизации кафе, телефон, печати и т.д. Нам пришлось закрыться на неделю — нужно было купить и зарегистрировать в налоговой новую кассу, найти компьютер, получить копии необходимых документов.
У меня совсем маленькое кафе, раньше, до того как заварилась вся история с проверкой, у нас в штате был шеф-повар, который занимался кухней. Но с октября 2016 года из-за временного закрытия и информации в прессе о наших злоключениях наши доходы резко сократились. Мы отказались от шеф-повара, я сама теперь контролирую процессы приготовления и хранения еды, а администратор работает официантом и помогает мне с приёмом и подсчётом товара.
«Мне кажется, что выбора у меня нет»
Первоначально у нас была версия, что все происходящее — следствие конфликта между моим сотрудником и следователем. Честно говоря, я никогда не испытывала по отношению к моему администратору досады, потому что за пару месяцев работы он зарекомендовал себя как исключительно приветливого и доброжелательного человека, а мой опыт общения со следователем Лялицким говорил о том, что если кто-то и провоцировал конфликт, то это точно был не мой сотрудник.
Приблизительно через полгода после начала всех этих событий, я поняла, что даже если когда-то и был конфликт между моим администратором и следователем, это не имеет никакого значения. Если материал проверки заведён, дело будет доведено до суда. Единственная возможность избежать этого сценария — полное признание вины в совершении уголовного преступления. И ответственность тут лежит не на конкретном следователе, который обиделся на моего сотрудника, а на системе, просто потому что она так устроена. У неё нет никакого другого вектора, кроме передачи заявления о преступлении из МВД в СК, обвинительного заключения из СК в Прокуратуру, и далее — в суд.
Почему другие предприниматели охотно идут на признание вины — мне сложно понять. Наверное, они думают, что сэкономят время и нервы. Есть печальная статистика судебных решений, следователи по делам, подобным моему, постоянно пытаются запугать человека и, наверное, признать вину многим кажется простым выходом. Но, во-первых, даже если дело ограничится судебным штрафом, это всё равно уголовная ответственность, во-вторых, если это дело рассматривается в особом порядке, вина признаётся вслепую. Нет никаких гарантий, что признавшегося гражданина не отправят в колонию. Это сделка, в которой условия заранее не известны. Кроме того, если человек сам ведёт свой маленький (или крошечный, как я) бизнес, у него нет родственника или соратника, которго можно назначить генеральным директором вместо себя, а уголовные дела возбуждаются с такой легкостью, — шансы быть привлеченным к уголовной ответственности повторно довольно высоки. А наша судебная система, как известно, рецидивистов не щадит.
Я пока не знаю, чем закончится мой суд. Я уже год живу в страхе и неопределенности. Я не могу сказать, что я хорошо справляюсь, меня конечно посещают самые грустные мысли и я очень расстраиваюсь, когда вижу, на что уходит моё время, моя жизнь. Мне не кажется, что я делаю выбор сильного человека, мне кажется, что выбора у меня нет. Я думаю на шаг вперёд, и понимаю, что признание вины, которой нет, — это конец моей работы и жизни в России.
Обложка: Getty Images