Пора помирать. Россияне могут жить долго, но не знают зачем
Последние несколько десятилетий в мире царил культ молодости, тесно связанный с культом денег.
С экранов и страниц СМИ не исчезают дифирамбы юности. Её воспринимают как синоним успеха или как минимум большого потенциала. Естественно, что в таких условиях быть молодым хочется как можно дольше. Но только рамки продуктивного в глазах общества возраста сжимаются всё уже. Уже после сорока лет люди начинают сталкиваться с возрастной дискриминацией (эйджизмом), которая в дальнейшем только усугубляется.
В свою очередь, старость всегда воспринималась как «естественная болезнь», которая делает человека уже не таким сильным и «полноценным», как раньше. Несмотря на нормальность и неизбежность этого состояния, принятый в современном российском обществе дискурс построен на его тотальном отрицании.
Это значит, что последние 15–30–50 лет своей жизни среднестатистический россиянин проводит выброшенным за пределы привычного ему общества, лишённым былого статуса. И — что самое болезненное — потерявшим смысл жизни.
Но вот парадокс: пока молодёжь предпочитает не замечать проблемы пенсионеров, те постепенно «захватывают» мир.
Что нужно об этом знать
- По данным опроса ВЦИОМ, каждый четвёртый россиянин боится старости, и одна из причин — это страх смерти.
- Боязнь различных проявлений старости, или геронтофобия, — в целом распространённое явление. Например, в США, согласно исследованию компании Pfizer, каждый девятый американец испытывает страх перед пожилыми людьми, их болезнями, запахом, внешним видом и образом жизни. В России геронтофобия входит в десятку самых популярных страхов, а 87% медработников, регулярно имеющих дело с пожилыми пациентами, боятся когда-нибудь оказаться на их месте.
- До пандемии уровень смертности в России год к году снижался, но вопрос продления жизни беспокоить людей не переставал.
- Сопутствующее продлению жизни увеличение среднего возраста населения и рост доли пожилых в обществе называется демографическим старением, или эйджингом (от англ. aging — старение).
- К концу ХXI века количество пожилых жителей Земли может увеличиться с 700 млн до 2–2,5 млрд. При этом почти в сто раз вырастет доля людей старше 80 лет: с 10 млн в 1950 году до 910 млн в 2100-м.
- В совокупности с падающей рождаемостью это неизбежно приведёт к демографическому старению человечества.
Неизбежный финал
Старение — это постепенная деградация различных систем организма, ведущая в конечном счёте к смерти.
Что именно запускает механизм старения и от чего оно зависит — вопрос до сих пор открытый. Учёные придерживаются разных взглядов, и единственное общее мнение заключается в том, что чем дольше человек живёт, тем выше риск умереть от различных естественных причин.
По словам Пётр Федичева, заведующего Лабораторией моделирования биологических систем МФТИ, с медицинской точки зрения пожилой человек — тот, кто имеет множество хронических заболеваний. «То есть он не "пожил" много, а уже стал дряхлым, требует внимания врачей», — отметил эксперт.
Существует разница между человеком пожившим и пожилым, потому что можно быть старым и не дряхлым в 100 лет, а можно в 60 лет или в 50 лет хронологически быть не очень старым, но уже дряхлым. Поэтому пожилой и старый — не одно и то же, так как дряхлость и старение у человека — две разные вещи.
_Активные исследования старения идут ещё с 1980-х годов, и кое-что об этом процессе человечеству удалось выяснить. С точки зрения биологии существует несколько механизмов старения: _
- _накопление повреждённых клеток, вызывающих воспаления и разрушение тканей; _
- накопление неправильно свёрнутых белков или неправильно работающих органелл вроде митохондрий;
- укорачивание теломер — особых участков ДНК, защищающих хромосомы от повреждения при делении клеток;
- накопление генетических мутаций вкупе с отключением механизма клеточного самоуничтожения (аутофагии).
Геронтолог Владимир Хавинсон убеждён, что биологически человек вполне способен жить до 120 лет. Но на практике до этого возраста добираются немногие. Этому мешает преждевременное старение, заставляющее нас «ломаться» и умирать на 20–30–50 лет раньше срока. И причин тому много — от неумения разбудить дремлющие ресурсы организма до социальных условий, образа жизни и даже экологии.
Длительность жизни человека как вида — 110–120 лет. Конечно, это экстремальный возраст, но сейчас в мире проживает более тысячи человек этой возрастной категории. По моим данным, рекорд в России — 117 лет — прожила Варвара Семенникова из Якутии, о её рождении есть запись в церковной книге (согласно Книге рекордов России, рекордсмен Нану Шаова прожила 128 лет, но в мировом списке долгожителей её нет. — Прим. «Секрета»).
«К сожалению, сейчас при средней продолжительности жизни в 73 года можно говорить о преждевременном старении. Природой заложены примерно 30% резервного ресурса, который мы можем использовать. Задача новых поколений — добиться физиологического старения» — отметил Хавинсон. Пока же россиянам приходится иметь дело со старостью и дряхлостью, которые часто приходят раньше срока.
Кризис старшего переходного возраста
Книжные полки магазинов завалены литературой для подростков и их родителей. Литература рассказывает первым — что делать со своим стремительно меняющимися телом и психикой, вторым — как общаться с человеком в переходный период. Но мало кто задумывается о том, что кризис переходного возраста настигает человека не единожды. И едва ли не большим ударом становится тот, который люди переживают на закате жизни.
Основные возрастные кризисы периодов зрелости по теории психоаналитика Дэниэля Левинсона:
- переход к ранней взрослости (17–22 года);
- переход 30-летия (28–33 года);
- переход к средней взрослости (40–45 лет);
- переход 50-летия (50–55 лет);
- переход к поздней взрослости (60–65 лет).
Переходные периоды становятся стрессовыми, так как цели, ценности и образ жизни подвергаются пересмотру и переоценке. Согласно другому исследователю психологии, Эрику Эриксону, в возрасте около 65 лет человек анализирует прожитую жизнь. Если он понимает, что прожил годы непродуктивно и не добился успеха, наступает отчаяние. Если кризис идентичности проходит гладко, человек принимает и благодарит прошлое, это позволяет ему без страха приближаться к окончанию жизни.
Но как принять изменения в собственном теле, которое внезапно начинает подводить? Какие физиологические, психологические и психические проблемы подстерегают людей старшего возраста? Все эти вопросы становятся для человека тем актуальнее, чем ближе выход на пенсию. Только задавать эти вопросы зачастую некому.
О старении в обществе попросту не принято говорить иначе, чем лозунгами про уважение, заботу о здоровье и необходимость уступить место в транспорте.
Мы все живём с установкой на успех. У успеха есть определённый набор критериев, которые транслируются обществом, и старость и умирание в эти критерии не входят. У нас царит культ молодости: мы все должны быть молоды, здоровы, красивы, бодры, веселы, активны. И напоминание о том, что в какой-то момент ты постареешь и твоя старость может пойти не по тому сценарию, который транслируют всевозможные проекты по борьбе с эйджизмом, очень неприятно.
В идеальном мире старость могла бы восприниматься как апогей жизненного пути, когда человек достигает предела совершенствования, обретает мудрость и вес в обществе, с удовольствием проводит свои последние годы за интересными занятиями, на которые раньше не хватало времени, а потом с достоинством уходит из этого мира в окружении близких людей.
В реальности же для многих последние годы выглядят не столь жизнерадостными. Мудрость и общественное уважение приходят с возрастом далеко не всегда. А вот куда более печальные спутники старости — деменция, Альцгеймер, Паркинсон, рак, ревматизм, склероз и другие возрастные болезни — остаются нежеланными, но весьма вероятными гостями. Помимо медицинских, к проблемам старости, которые приходится принимать человеку, также относятся:
- бедность;
- одиночество и снижение социальной активности;
- эйджизм (дискриминация по возрасту).
С последним люди начинают сталкиваться задолго до выхода на пенсию: уже после 40–45 лет количество привлекательных предложений работы резко снижается. После 50 лет многим работникам в развитых странах приходится уходить со своего места под давлением начальства, а после 60 им готовы предложить только работу, которая значительно ниже их уровня квалификации и хуже оплачивается.
Считается, что чем старше человек, тем труднее ему учиться чему-то новому, тем медленнее его темп работы и хуже когнитивные способности. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), негативное отношение к пожилым не только чрезвычайно распространено, но и представляет немалую угрозу для их здоровья.
Исследователи выяснили, что люди старшего возраста, негативно воспринимающие своё старение, хуже восстанавливаются после болезней и в среднем живут на 7,5 лет меньше более оптимистичных пенсионеров. Старики, ощущающие себя обузой для общества, больше склонны к депрессии, а их качество жизни заметно снижается.
А что вам ещё нужно, старики?
«Самое страшное для старика — это когда говорят: ну что ты дёргаешься, ты своё отработал, своё отжил, теперь отдыхай. Но человеку нельзя отдыхать всё время, 30 лет человеку отдыхать как-то странно», — говорит социолог Дмитрий Рогозин, изучающий проблемы старения в России.
В своей работе «Что делать со стареющим телом?» Рогозин указывает, что старость всегда воспринималась как нечто среднее между здоровьем и болезнью, своего рода «естественная болезнь». При этом россияне так привыкли думать о стареющем теле как о чём-то ненужном, неоправданном, разрушительном, что после достижения определённого возраста готовы списать человека со счетов и отправить «на заслуженный отдых» независимо от его желания и реальной утраты функциональности.
Припечатанные позорным термином «возраст дожития», пенсионеры добровольно замыкаются в своём маленьком мире. В нём остаётся место лишь семье, нескольким друзьям, чьи ряды редеют с каждым годом.
И даже со стороны этого ближнего круга пожилые сталкиваются с тем, что можно назвать объективацией старости. Помощь старикам в российском обществе воспринимается в первую очередь как забота об их здоровье, об их теле: приобрести лекарства, принести продукты, сменить памперсы, отвести к врачу, запереть дома, чтобы они не заразились каким-нибудь вирусом или не сломали шейку бедра на прогулке.
Так человека переводят из статуса субъекта своей жизни, самостоятельно выбирающего, что с ней делать, в статус объекта, о котором «заботятся», зачастую не спрашивая, что ему нужно — и нужна ли такая забота в принципе, отмечает Печуричко.
Мне никогда не нравилась концепция какого-то отдельного уважения к старости. Это тоже сегрегация и проявление эйджизма: мы выделяем определённую группу и считаем, что в отношении этой группы уместно, логично и хорошо делать то-то, проявлять уважение, не давать много работать, ограничивать их передвижение ради их блага и так далее. На мой взгляд, это в чистом виде проявление патерналистской позиции, попытка показать, что эти люди — несамостоятельные, зависимые, отсталые. Люди, находящиеся в таком вроде бы немного зависимом положении: дети — от взрослых, больные — от врачей, пожилые — от взрослых детей, — они утрачивают субъектность. Мы низводим людей до их уязвимости, делаем их объектом нашей заботы. Мол, мы вам сейчас всё сделаем, за вас решим. А что вам ещё нужно?
Всё это, делает вывод Рогозин, угнетает и без того подавленное психологическое состояние пожилых. На этом фоне снижается уровень гигиены и ухода за собой, ограничиваются физические нагрузки. Это всё только ускоряет одряхление.
Интимность и сексуальные отношения вовсе задвигаются на задний план. На разговоры об этом накладывается табу. Но телесность на пенсии столь же необходима, как в молодости, выяснил Рогозин из опросов российских пенсионеров. Даже сама возможность объятий и поцелуев именно с партнёром, а не с детьми и внуками, играет большую роль в ощущении своей старости как счастливой.
Убеждённость в непривлекательности и «дефектности» стареющего тела заставляет людей, приближающихся к порогу пенсионного возраста или уже переступивших через него, сравнивать себя с молодыми, бороться за сохранение молодости.
Однако Рогозин подчёркивает, что старость нельзя рассматривать как болезнь, которую нужно победить. Даже истлевающая телесность — лишь ресурс для понимания своего места в мире, осмысления самого предназначения жизни и ценности каждого его периода.
Продлить период этой осознанности помогают тренировки мозга и сохранение социальных функций, регулярное общение с близкими людьми и подвижность, публичность. Большинство российских пенсионеров подобной социализации лишены: по данным опроса РАНХиГС за 2017 год, среди тех, чей возраст приближен к 70, лишь 37% посещают культурные мероприятия и лишь 20% путешествуют. К 90-летию таких остаётся лишь 8% и 3% соответственно.
«Ощущение, что ты постоянно сдаёшь свои позиции, отказываешься от былых привычек, и есть базовый маркер старости. Но физиология подключается после 75 лет. А до этого ощущение старости относится к категории социального оптимизма», — убеждён Рогозин.
И этого оптимизма в России куда меньше, чем страха.
По индексу счастливой старости (Global AgeWatch Index), который в последний раз глобально обновляли в 2015 году, Россия находилась на 65-м месте из 96. Этот индекс подсчитывается на основе нескольких показателей: уровень жизни, медицинское обслуживание, интегрированность в общественные процессы.
Убежать от старухи с косой
Формально пожилых людей никто из жизни не выбрасывает. Испокон веков старейшинам в обществе отводили роль мудрецов, регуляторов и даже правителей, ведь их жизненный опыт в общественном сознании всегда представлял немалую ценность.
Такой порядок вещей до сих пор сохраняется в некоторых близких к первобытным культурах. Хотя назвать его совсем уж первобытным нельзя: в доцивилизационное время старики своей смертью умирали редко. Бывало, что их убивали, как только они становились обузой для племени. Этот жестокий обычай канул в Лету только с развитием сельского хозяйства, культуры и прогресса, позволяющих заботиться о самых слабых членах общества. Но отголоски его живы в коллективном бессознательном до сих пор. Отсюда двойственное отношение к старикам как одновременно носителям знаний и безнадёжно отсталым.
Сейчас в абсолютном большинстве стран пенсионеры имеют те же права, что и молодые. Но если бы в действительности их жизнь была бы столь же полноценной, а позиция в обществе — равноуважаемой, можно было бы забыть о страхе перед старостью, на котором с давних времён делали большие деньги.
Что только ни шло в ход, чтобы обмануть время и хотя бы ненадолго задержаться в рядах юных и привлекательных. В лучшем случае большинство этих средств можно было бы назвать шарлатанскими.
Чудодейственные свойства в разное время приписывали различным жидкостям и частям тела животных и людей. Достаточно вспомнить сказания об омовениях из молока ослиц и спермы молодых рабов для царицы Клеопатры. Сейчас вопросом продления молодости, помимо учёных и спекулянтов, занимаются биохакеры — люди, посвятившие свою жизнь нахождению способов «взломать код» человека и обмануть смерть.
«Я уверен, что всегда существовала какая-то "заряженная вода", которую позиционировали как средство для омоложения. Люди всегда были заинтересованы в том, чтобы найти лекарство от старения. Об этом свидетельствуют религиозные мономифы. В шумерском эпосе Гильгамеш искал бессмертие ещё 3000 лет назад. Или вспомнить хотя бы мрачные средневековые времена, когда алхимики искали философский камень», — отметил Станислав Скакун, биохакер и основатель сервиса Biodata.
Я думаю, что страх старости вызван тем, что люди привыкают к своему благосостоянию и качеству жизни. Мы воспринимаем здоровье и отсутствие боли как некую данность и привыкаем к этому состоянию. Естественно, хочется, чтобы оно длилось вечно. Плюс, способствует и массовая культура: пропаганда красивого и молодого тела.
Патологическая боязнь физического увядания получила название «синдрома Дориана Грея» — в честь героя произведения Оскара Уайльда, который хранил на чердаке свой портрет, стареющий вместо него.
Соблазн последовать его примеру велик: миллиардеры активно инвестируют в лекарства от старости. Люди, которым не по карману последние достижения антивозрастной медицины, довольствуются внешним эффектом: косметологические услуги, позволяющие похудеть и выглядеть моложе, пользуются огромным спросом. Но в обозримом будущем и для среднего класса могут появиться более доступные способы омолодиться не только внешне, но и внутренне.
По словам Федичева, сейчас в клинические исследования заходят препараты, разработанные не для лечения какой-то конкретной проблемы, а для увеличения продолжительности жизни.
«Очень скоро, я думаю, в течение пяти лет, какие-то из них пройдут клинические исследования, попадут в руки докторов и сначала будут использованы у крайне больных людей. Ещё примерно через пять лет станет известно, какие из этих препаратов эффективны и безопасны, и они станут доступны для относительно здоровых людей 40–50 лет. Потом начнут использоваться военными, спортсменами, студентами для улучшения оценок, подготовки к экзаменам. То есть средства, которые, возможно, смогут продлить жизнь людей на 10–15 лет, появятся в течение 10–15 лет», — считает эксперт.
Даже это незначительное увеличение продолжительности жизни сулит колоссальные заработки. Сэм Альтман пару лет назад предположил, что компания медицинская или биотехнологическая, которая сможет продлить жизнь людям всего на год, будет стоить $100 млрд. Общая стоимость проблем медицинских и пенсионных систем, связанных со старением, оценивается в десятках, если не сотнях триллионов долларов в разных странах. Те предприниматели, кто сможет профинансировать такого типа разработку, имеют шансы пополнить ряды долларовых триллионеров.
Я всегда привожу пример, который и сейчас будет уместен. Резерфорд провёл свой легендарный опыт и представил первую модель атома в 1913 году. Учёным потребовалось всего 29 лет, чтобы создать ядерный реактор в 1942 году, а впоследствии — и ядерную бомбу. Если говорить о процессе старения, то для него таким «опытом Резерфорда» стал как раз геном человека. Прибавим 30 лет, и получим 2037 год — примерная дата, когда, возможно, в каких-то тайных лабораториях смогут победить старение и технология станет доступна для ограниченного количества людей. Мы можем стать свидетелями того, как появятся бессмертные диктаторы и миллиардеры.
Возможно, очередная волна интереса к теме бессмертия и побега от старости схлынет через некоторое время, и на первый план выйдут другие проблемы. Пока же бизнес, эксплуатирующий желание людей жить долго, продолжает процветать. А люди продолжают бояться и стараться не думать о близости смерти.
Поговорим о смерти по душам
По Ирвину Ялому (американский психотерапевт), смерть — одно из базовых условий существования человека, одна из четырёх данностей, с которыми мы рождаемся, наравне с одиночеством, бессмысленностью и свободой. Человек вынужден справляться с этими данностями, и смерть — самая трудная из них.
«Когда мы говорим о смерти — мы говорим о жизни, — уверен Сергей Мохов, социальный антрополог, изучающий вопрос смерти и похорон в России. — В большей степени — о политике, социальном устройстве, справедливости и так далее. Ведь когда мы говорим об эвтаназии, о горевании, о бессмертии, мы тоже говорим о политике. Вроде вы занимаетесь паллиативной помощью, а на самом деле вы всё время актуализируете проблему достоинства, проблему прав человека, необходимость милосердия. Мы говорим о человеке: имеет человек право на добровольный уход из жизни или не имеет, добрая или злая природа у человека, нужен ему контроль или не нужен. Речь именно об этом, а не о каких-то прикладных вещах».
Поделиться своими мыслями и страхами решается далеко не каждый. По данным исследователя старости Дмитрия Рогозина, 84% пожилых россиян хотят и готовы поговорить о смерти. При этом 53% из них жалуется, что им просто не с кем поднимать такие темы, никто не слушает. Как и о старении, разговаривать о смерти не принято: собеседники зашикают, попеняют на испорченное настроение и излишний пессимизм.
«Удивительно, но к размышлениям о смерти в современном обществе в равной степени оказываются близки только старики и дети. Потому что один из первых вопросов детей — это что-то вроде: "Мама, а ты будешь всегда?" Это важный вопрос в самом начале нашего пути, и он снова становится важным в его конце. Понимание, что вот я сейчас здесь есть, я общаюсь, а завтра меня не будет, — это колоссальная вещь, которая заставляет думать о смысле жизни, о значении всего пережитого. Потребность продумать свою и чужую смерть после 65 становится просто маркером человечности. И бесчеловечно считать эту потребность "пустым пессимизмом" или "старческим брюзжанием"», — отмечал Рогозин.
Екатерина Печуричко из Death Cafe вторит, что у большинства россиян существуют сильные табу на тему смерти, которую боятся таким образом «накликать».
С одной стороны, люди не хотят и не готовы задумываться о факте своей смертности, нет какой-то публичной повестки и культуры разговоров на эту тему. С другой — в публичном поле всегда есть заметки и репортажи о криминальных смертях, катастрофах, суицидах, смертях знаменитостей, и эта информация пользуется огромным спросом, её обсуждают, на неё реагируют. И мы привыкаем к тому, что смерть — это то, что бывает с другими, в сериалах, в новостях.
Екатерина пояснила, что основная причина того, что люди стараются избегать этой темы, — тотальность и неотвратимость смерти. То, на что нельзя повлиять, сильно разбалансирует и тревожит. Поэтому люди предпочли бы, чтобы смерть их застала врасплох и не заставляла проводить месяцы и годы в ожидании и ситуации социальной смерти, предшествующей физической.
Мысль, что ты должен будешь всё это прожить и осознать, что всё для тебя заканчивается, — очень и очень пугает. Возможно, поэтому люди предпочитают надеяться на лучший для себя исход: однажды — бац! — и ты умер, во сне, без боли и ничего не поняв.
Как бы люди ни отрицали саму мысль о том, что все когда-нибудь станут дряхлыми стариками и старушками, а потом умрут, взглянуть в лицо правде заставляет общение с пожилыми родственниками. Наблюдать, как они уходят, для кого-то, может быть, даже страшнее, чем осознавать собственную смертность. Но несмотря на то, что финал известен заранее, готовиться к нему до сих пор считается глупостью, пошлостью, пораженчеством и даже предательством.
Некоторые знают, что отдать распоряжения на случай своей или чужой смерти можно заранее: ещё при жизни подписать договор с похоронным агентством, в котором обговорить все детали, от места на кладбище до музыки, под которую вас будут провожать в последний путь. Но немногие готовы так прагматично подходить к этому вопросу. Очередей на заключение прижизненных договоров не выстраивается.
По словам Печуричко, большая часть клиентов похоронных агентств — родственники, хлопочущие для своего близкого. На себя договор россияне практически не заключают.
Даже обращение к похоронному дому до смерти с вопросом о возможности такого договора вызывает у людей чудовищный стыд, как будто они делают что-то плохое, загоняют кого-то в могилу. Такие договоры обычно заключаются не раньше, чем за полгода до смерти, когда человек уже сильно болен и прогнозы врачей неутешительны. И то людям очень трудно на это решиться.
Привычка готовиться к смерти заранее у российских пенсионеров всё-таки есть: многие поколения стариков откладывали «гробовые» деньги — на похороны и какой-то узелок с одеждой — «на смерть». Кто мог себе позволить — приобретал место на кладбище. Но сейчас подобные практики постепенно уходят в прошлое.
Да и даже такие приготовления можно отнести к чисто техническим, указала Печуричко. Подготовиться же к собственному уходу морально гораздо сложнее.
Одни успокаиваются тем, что отдают долги, налаживают отношения, приводят свои дела в порядок, пишут завещания и живут дальше, зная, что случись что — их близким будет не так сложно. Другие стараются оставить после себя какую-то память, достижения, выполнить некую программу в своей голове. Третьи приходят к выводу, что человек смертен и хуже того — внезапно смертен, а значит, готовиться бессмысленно и нужно просто свыкнуться с мыслью, что всё в любой момент может пойти не по плану. Даже смирившись с неизбежностью смерти, говорить об этом люди стараются как можно меньше.
У нас принято мнение, что мы должны бороться за жизнь — свою и своих близких — до конца. Признать, что твоя мама или папа могут умереть, очень грустно, мы не хотим вкладывать эту мысль в голову, это вызывает отторжение. Попытки признать факт смертности своих родителей, супругов, детей, себя сопряжены со стыдом, ужасом и неприятием. Поэтому подготовка должна быть именно на этом уровне: признания факта смертности в голове. Для этого никогда не рано. Понимание не облегчит ни боль потери, ни страх перед смертью, но может дать возможность как-то по-другому сейчас жить и выстраивать отношения с близкими.
«Нет правильного и неправильного разговора о смерти. Существуют разные способы говорить о смерти. И психоаналитический язык имеет право на жизнь, и культурная антропология, и фольклористика», — объясняет социальный антрополог Сергей Мохов.
Говорить о «положительном осознании» смерти, по его мнению, бессмысленно. Что действительно необходимо российскому обществу, чтобы научиться принимать смерть и разговаривать о ней, — так это больше рефлексии, считает исследователь.
«Не просто "всё очень плохо, давайте мы неожиданно полюбим смерть". Я ведь совсем не уверен, что всем надо полюбить смерть. Наверное, это не совсем нормально, если бы все хотели говорить о смерти нон-стоп. Важно, чтобы, осмысляя вопросы смерти и умирания, люди стремились не смерть сделать клёвой, а саму жизнь. Это игра вдолгую», — констатировал Мохов.
Ну хорошо, спросят многие, смерть есть, старость есть, но зачем вообще говорить об этом? Возможно, чтобы в будущем оказаться в выигрышном положении.
Есть исследование старения от Балтиморского института, и оно выявило, что люди, которые негативно относятся к старости в молодом возрасте, более склонны к деменции, синдромам Альцгеймера, Паркинсона и другим выраженным изменениям на органическом уровне. Эти изменения превращают их в тех самых немощных людей, которых они когда-то презирали, боялись и ненавидели саму мысль о том, что когда-то они будут такими же. Мне кажется, это хороший повод для нас как для общества задуматься о нашем отношении к старикам, ведь оно прямо влияет на то, какими мы сами будем в старости. Старость ведь — это привилегия, и хорошо бы этот период жизни тоже застать.
В конечном счёте люди не выбирают, как и когда им умирать: от старости, от болезни, от несчастного случая или руки другого человека. Но как жить до этого момента — во многом зависит от самого человека. И хоронить себя до срока, уверены опрошенные «Секретом» эксперты, точно не стоит.
Тем более что общество начинает переосмысливать взрослое поколение — и прямо сейчас мы становимся свидетелями формирования моды на старость. Появляется всё больше фильмов и книг, главными героями которых становятся старики и предпенсионеры (чего только стоит возрождение «Секса в большом городе»). Признаком разумного современного человека становится способность спокойно рассуждать о старении, не бояться его, быть готовым стареть, и по возможности — красиво и с огоньком.
Это значит, что у современных и будущих пенсионеров появляются шансы провести свою старость гармонично и достойно. Насколько удастся её продлить и отодвинуть наиболее неприятные возрастные изменения — вопрос за наукой. Вопрос комфорта (в том числе финансового) придётся решать государству и бизнесу.
Зоной ответственности самих пожилых становятся их переживания и психологическая готовность продолжать жить, а не доживать. Молодые могут лишь по мере сил помогать им в этом, учиться говорить с ними о сложных вещах и видеть в своих пожилых родственниках таких же людей, как они сами. Ведь рано или поздно все окажутся на их месте.
Этот текст — часть спецпроекта «Старость в России». В нём «Секрет» пытается разобраться, что не так с отношением россиян к старости и смерти, а общества и государства — к пенсионерам и предпенсионерам. И как мы можем всё это изменить.