«Люди вспомнят, кто помогал, а кто прятался за чужие спины». Интервью с гендиректором фабрики «Победа»

Справка «Секрета фирмы»

Кондитерская фабрика «Победа» — пример семейного бизнеса, который сумел выстоять в борьбе с советскими гигантами и транснациональными компаниями и завоевать заметное место на рынке.

Компанию в 1999 году основали супруги Виталий и Ольга Муравьёвы. Первое производство они запустили в подмосковной деревне Клемёново, второе —в городе Егорьевске Московской области в 2008 году. В 2016 году Муравьёвы открыли третью фабрику в латвийском Вентспилсе.

Как россияне заедают кризис сладким

— Ольга Эдуардовна, среди руководителей российских компаний сейчас царит пессимизм. А вы с каким настроем переживаете текущую ситуацию?

— Ситуация сложная, неоднозначная. Приходится прикладывать максимум усилий, чтобы наши сотрудники (всего их около 1500 человек) и их семьи пережили это время без потерь.

Некоторые наши работники болеют ОРВИ, и мы не знаем, коронавирус это или нет. В конце апреля заболеваемость шла по нарастающей, несмотря на все меры профилактики. Когда на больничном оказались 65 человек, мы отправили весь производственный коллектив (650 человек) в оплачиваемый отпуск с 1 по 18 мая. Остальные подразделения продолжают работать удалённо.

К отпуску мы подготовились: работали в четыре смены без выходных. Заказов много, некоторые маркетплейсы были перегружены, не успевали им отгружать.

— То есть спрос на продукцию не упал?

— В первом квартале мы выросли в денежном выражении более чем на 20% (относительно прошлого года). При этом темпы роста онлайн-продаж выше, чем в офлайне. Выручка нашего собственного интернет-магазина выросла на 90% год к году, число заказов увеличилось более чем на 70%. Растут продажи и через маркетплейсы, особенно через Wildberries и Ozon; их доля в этом канале продаж — более 90%.

— Как вы объясняете такой рост?

— В марте был ажиотажный спрос на многие продукты. Люди боялись, что производства остановятся, и с полок пропадал рис, гречка и т. д. Плюс дома тянет на сладкое. Мои дети никогда его столько не ели, как сейчас: на каждой перемене между онлайн-уроками бегут на кухню.

В апреле наметилось снижение продаж: в некоторых торговых сетях снизился трафик и, как следствие, снижаются объёмы заказов. В некоторых регионах из-за плохо отрегулированной пропускной системы в период самоизоляции местами парализована доставка в розничные торговые точки, части продуктовой розницы настоятельно рекомендовано закрыться.

Мы ожидали, что, раз много людей потеряли работу, вырастет спрос на недорогие позиции. Но нет: наиболее востребованным оказался шоколад высоких сортов, премиальные линейки. Видимо, на самоизоляции люди хотят себя побаловать.

Также загрузить производство нам помогли госзаказы. В Москве, Подмосковье и Санкт-Петербурге власти формируют продуктовые наборы для поддержки нуждающихся, куда попали и наши продукты. Нам пришлось даже менять производственный план, чтобы выполнить эти заказы.

— Как по вам ударило падение курса рубля?

— В денежном выражении доля импортного сырья у нас составляет порядка 33%. Себестоимость готовой продукции выросла примерно на 10–15%. Потери из-за курсовых разниц в марте составили более 50 млн рублей, что вызвало временную нехватку оборотных средств. Но существенных кассовых разрывов не происходит.

Торговые сети повели себя корректно: они дали возможность поднять цены на 5%. Остальное компенсируем за счёт собственной прибыли. Решили, что сделаем меньше скидочных акций, но как минимум в ближайшие три месяца не повысим цены. Если не будет сильного обвала курса рубля, конечно.

— Какой курс будет для вас критическим?

— 100 рублей за доллар.

О поддержке властей и чатах с министрами

— Власти объявили меры поддержки бизнесу. Воспользовались ли вы какими-то из них?

— Мы вошли в список системообразующих предприятий Подмосковья, нам пообещали возмещение части ставки рефинансирования по кредитам. По всем кредитам, оформленным с 1 марта, нам будут компенсироваться 5,5 п. п. ставки — это для нас сейчас весомо.

— А банки в кредитах не отказывают?

— Сначала они были настороженными. Но у нас неплохие показатели первого квартала, и нам уже согласовали два кредита. И хорошо, что крупнейшие банки не меняют процентные ставки по текущим кредитным договорам, как происходило, например, после финансового кризиса 2008 года.

— Как в целом оцениваете принятые властями меры? Они достаточны, адекватны текущей ситуации?

— Мер поддержки достаточно много, но не разработаны механизмы их действия. Фактически эти меры отданы на откуп банкам: именно они оценивают, кому выделить средства, а кому нет.

Но при этом взаимодействие с правительством стало быстрее. Если раньше нужно было ездить в правительство, ходить на конференции, озвучивать там проблемы, потом месяц ждать результатов, то теперь всё стало проще. У нас есть чаты с министрами и другими представителями бизнеса. Кто-то не может пропуска оформить на сотрудников — пишет в чат. Кто-то не может с банком договориться — пишет туда же. Министерство перезванивает в банк и пытается объяснить им, что не надо отказывать, — и банки становятся более гибкими и лояльными.

— Получается, приходится подключать административный ресурс. Без этого система не работает, как должна?

— Это же хорошо, что связи стали короткими и не надо проходить несколько уровней чиновников с искажением и неполным донесением информации. Ситуация критическая, я звоню главе района или в профильное министерство, говорю: «Нужна помощь» — и она тут же оказывается.

Безусловно, не всё так решается и не все помогают. Помощи нужно намного больше. Особенно тем, кому пришлось остановить работу.

— А как попадают в такие чаты с министрами?

— Главы подмосковных районов делали рассылку по представителям бизнеса, приглашали всех желающих. Предприниматели там общаются между собой, помогают друг другу. Например, рассказывают, где достать маски для сотрудников, делятся ноу-хау и т. д.

Где лучше помогли бизнесу: в России или в Европе

— У вас есть производство в Латвии. А как там поддержали промышленников?

— Вообще никак. Никаких мер господдержки мы там не получили.

— Там вообще не помогают бизнесу или только российскому?

— Если бы у нас была возможность взаимодействия с госорганами в Латвии, может быть, нас и поддержали бы. Но возможности для встреч нет, границы закрыты, плюс мешает языковой барьер.

— В целом можете сравнить бизнес-климат в Латвии и в России?

— Когда мы строили там завод, поддержки со стороны государства там было больше. Нам компенсировали часть стоимости оборудования, плюс государство взяло на себя прокладку всех ресурсов к фабрике — мы этим вообще не занимались.

В итоге мы за полгода спроектировали фабрику, и столько же ушло на её возведение и запуск. Это очень быстро. В России такое невозможно. Разрешение на строительство здесь можно согласовывать четыре-пять лет, долго идёт и оформление земли в собственность. Огромное количество предприятий стоит в очереди и ждёт, когда рассмотрят их вопрос. И мы в ней были. Наши вопросы часто рассматривались формально, были отказы по незначительным несоответствиям.

Во время пандемии ситуация поменялась, всё стало намного быстрее. Есть прямые линии, еженедельные конференции с правительством Московской области — там вопросы решаются буквально онлайн. Это совершенно потрясающе. Я даже не думала, что наше правительство может быть до такой степени гибким и быстрым. Раньше областные власти были отгорожены от бизнеса стеной, но сейчас она рухнула.

— А потом её снова возведут.

— Мне хочется верить, что нет: все понимают, что экономика долго будет в упадке, и, чтобы страна снова чувствовала себя хорошо, нужно активнее работать с бизнесом. Тем более чиновники увидели, насколько эффективно и быстро они могут решать проблемы.

В чём торговые сети уступают маркетплейсам

— Вы сейчас много продаёте через маркетплейсы. Они, как и торговые сети, тоже выкручивают руки производителям?

— Вовсе нет. С маркетплейсами комфортнее взаимодействовать. Торговые сети работают по-старому, у них ещё не наступил переломный момент, которого мы ждём, — чтобы они стали ближе к нам в общении. Они продолжают отгораживаться стеной большого числа менеджеров, они не готовы быстро перестраивать матрицу, вводить новые продукты.

Маркетплейсы и интернет-магазины в какой-то момент возьмут на себя значительную часть торговли. С ними легче общаться, они готовы взять любой продукт, и для этого не нужно полгода ждать важного совещания, на котором они утвердят новый ассортимент. Работа идёт онлайн: мы предлагаем, они тут же берут. Мы можем сами корректировать продуктовую матрицу, поэтому такой взрывной рост.

— А в финансовом плане с кем интереснее сотрудничать?

— Тоже с маркетплейсами: там мы сами управляем ценой. И если видим, что продукт продаётся хорошо, можем завезти его больше. А в традиционных сетях, если они прописали трёхнедельную акцию на 100 тонн и всё раскупили за неделю, нам не разрешат привезти ещё 2000 тонн. Вот такая косность.

— Будете делать ставку на этот канал продаж?

— Мы с начала года увеличили долю продаж через маркетплейсы с 10% до 20%. Думаю, через полгода будет более 50%, если сети не перестроятся. По своей семье сужу: мы уже 90% продуктов покупаем через интернет-магазины. Даже наша бабушка, которой 79 лет, недавно впервые заказала лекарства онлайн.

Об экспорте, благотворительности и перспективах

— Что сейчас происходит с вашим экспортом?

— За прошлый год поставки за рубеж выросли на 70% — это шикарный показатель. Работаем со всеми бывшими советскими республиками, продаём в Прибалтике, на Кипре, в Германии, Израиле, США, Китае, ОАЭ, Саудовской Аравии, Перу и т. д. Расширяем географию, ежегодно посещаем 10–12 выставок по всему миру. Для нас это важная точка роста. В целом отгрузка не остановилась, но замедлилась примерно на 35%.

Мы участвуем в госпроекте по увеличению экспорта продукции. По нему мы получим кредит под 2% на год на увеличение экспортного оборота — дают до 25% от оборота предыдущего года. Плюс можно получить «долгие» деньги на четыре года под 2% на оборудование. Но сейчас это немного опасная тема, потому что никто не знает, как поведут себя рынки.

В России действует нацпроект «Международная кооперация и экспорт». До 2024 года на экспортный нацпроект планируется потратить почти 1 трлн рублей, а объём экспорта несырьевых неэнергетических товаров должен удвоиться.

— Планируете ли строить новые фабрики за пределами России, чтобы усиливать это направление?

— Были мысли об ещё одном предприятии, но мы их отложили, думаем развивать фабрики в России. Сейчас производство в нашей стране достаточно недорогое — здесь относительно дешёвая рабочая сила и электричество (по сравнению с Европой). И проще взаимодействовать с разными структурами, в том числе с правительством.

— А в России вы тоже заморозили инвестпроекты?

— Да, потому что никто не понимает, что будет завтра. Мы не знаем, будет ли вторая волна, как экономика отреагирует и т. д. Кто-то говорит, что ситуация и вовсе напоминает послевоенную. Сценарии могут быть разные, и мы заморозили инвестпроекты как минимум на год. Но те, что уже начали, завершим: монтируем линию для производства вафельной продукции, прокладываем газовую магистраль.

— В целом какие у вас прогнозы? И можете ли вы воспользоваться ситуацией и, например, нарастить долю на российском кондитерском рынке?

— Известные экономисты и банки пока сходятся в том, что в четвёртом квартале 2020 года ситуация вернётся в прежнее докризисное положение.

На увеличение доли (сейчас она составляет около 6%) надежда есть. Много людей сейчас получат нашу продукцию в качестве подарка. Если что-то в тяжёлый момент приносит тебе радость, это запомнят надолго. Поэтому у нас есть шанс увеличить долю рынка за счёт того, что мы сейчас помогаем врачам, детским центрам — раздаём шоколад, просто чтобы поднять людям настроение. Это наша человеческая позиция. Когда всё закончится, люди вспомнят, кто помогал, а кто отсиживался и прятался за чужие спины. Как во время войны.

Фото: скриншот с YouTube.