Владимир Осечкин. «Маковое дело» — приговор судебной системе

Левобережный суд Воронежа вчера приговорил семью предпринимателей Полухиных более чем к восьми годам колонии. Их признали виновными в незаконном сбыте наркотических средств. Бизнесмены выпекали булочки с маком и продавали их в семейном кафе. Правозащитник Владимир Осечкин увидел в этом деле типичный случай устранения неугодных и объяснил «Секрету», почему надежды на улучшение ситуации нет.

«Маковое дело» — это очередной даже не сигнал, а сигналище, что сейчас в тренде закручивание гаек и ужесточение наказаний за предпринимательскую деятельность, у которой нет кураторов, крыш, покровителей и которая не аффилирована с госструктурами.

Фактически приговор вынесли не семье предпринимателей, а нашему правосудию. Если предприниматели, у которых на кухне нашли мак, получают сроки, аналогичные организаторам контрабанды и распространения в России сотен килограммов героина, значит, сегодняшняя следственно-судебная система выстроена дефектно и чудовищно.

За последние 15 лет наркотическая 228-я статья УК стала универсальной. По ней часто судят неугодных людей, которые встают поперёк системы правоохранительных органов, — политиков, журналистов, тех, кто подаёт жалобы в ЕСПЧ на действия силовых органов, не хочет платить дань за бизнес, уступать акции, продавать квартиру, коттедж или отдавать жену. Я знаю десятки подобных примеров. Например, человек вступился за девушек в ресторане, осаживая выпивших силовиков. Те вызвали подмогу, которая нашла у него в кармане несколько граммов амфетамина. Человека осудили на 10 лет строгого режима.

Если в Москве подброс наркотиков — это нечто из ряда вон выходящее, то в регионах это распространённое явление. Как правило, в таких делах протокол подписывают оперативники и штатные понятые, которые являются понятыми по сотням аналогичных изъятий. Потом заключение выдают ретивые эксперты, которые в большинстве своём зависят от следователей. В «маковом» деле фигурируют 4,5 тонны мака. В конце года они войдут в отчёт ФСКН по количеству изъятых и уничтоженных наркотических веществ и будут учитываться как доблестная борьба с наркотиками.

Государству пришло время одуматься и кардинально изменить эту систему. Должна быть чёткая градация. Несправедливо и невозможно, когда за изъятые 2,5 грамма гашиша или марихуаны человек получает срок, аналогичный наркоторговцу, который перевозил в спортивной сумке 10 килограмм героина.

К сожалению, противостоять молоту и наковальне оперативных служб, прокуратуры и суда сегодня невозможно. Следственно-судебная машина прогнила, она заточена только на репрессии. Она не распознаёт, предприниматель перед ней или нет, платил ли он налоги или был иждивенцем, который последние 15 лет вёл асоциальный образ жизни и занимался распространением наркотиков.

Никакой системы сдержек и противовесов не существует. У уполномоченных по правам предпринимателей есть голова, но связаны руки и ноги. Например, региональный бизнес-омбудсмен не имеет права посещать тюрьмы, чтобы побеседовать с человеком, который написал ему жалобу. Такое право есть только у федерального уполномоченного Бориса Титова.

В Финляндии парламентский омбудсмен имеет право вести собственные расследования, которые в суде засчитываются как официальные. Все попытки российских уполномоченных написать жалобы в суд, прокуратуру или следствие жёстко пресекают. Их обвиняют в ответ во вмешательстве в деятельность следствия или воспрепятствовании судопроизводству. Уполномоченные и общественные омбудсмены вроде меня бросаются с голыми руками на мчащийся броневик. Мы в кровь разбиваем пальцы, мы вопим. Иногда люди в броневике это слышат и сбавляют скорость, иногда выслушивают некоторые аргументы, но, к сожалению, почти всегда делают по-своему. Наша работа — как мёртвому припарки.

Сами обвиняемые тоже не могут бороться эффективно, потому что чаще всего не знают о своих законных правах. Они всецело доверяют безграмотным адвокатам, которые в большинстве своём являются выходцами из судебно-следственной системы и не настроены на конфликт с ней. Вся их защита сводится к словам «будем бороться» и написанию формальных жалоб, которые они копируют из интернета. Только в колонии они узнают от опытных заключённых, что можно было подавать ходатайства на стадии следствия, можно было любое действие следователя обжаловать в суде.

Если обвиняемые попадают в СИЗО, то это их демотивирует ещё больше. В условиях переполненных камер, где двое делят одно спальное место, в комнате около 40 человек и всего один маленький столик, заниматься самозащитой и писать какие-то жалобы почти невозможно. Следователь изначально оформляет удобную ему и оперативникам версию, вписывает в неё материалы дела. Всё это приводит к чудовищным 99% обвинительных приговоров.

Раньше мог выручить суд присяжных, но количество дел, которые ему подсудны, сокращается в геометрической прогрессии. Те люди, у которых сегодня в руках рычаги управления государством, настроены на максимальное сужение общественного контроля. Неудивительно, что правоохранителям дополнительно расширяют перечень случаев, когда они могут без санкции суда обыскивать автомобили, жилища, фактически применять оружие или физическую силу. Поэтому надежды на исправление ситуации никакой нет.

Фотография на обложке: Briege Connolly//Flickr