secretmag.ru
Мнения

Иван Денисович как идеальный офисный работник

— философствует Александр Ложечкин

Если бы я задумал описать жизнь героя моего времени, простого офисного работника, поступил бы как Солженицын. Рассказ «Один день Ивана Денисовича» — одно из лучших произведений на русском языке. Автор описывает в мельчайших подробностях, обстоятельно и не торопясь, один день, от подъёма в 5 утра и до отбоя в 10 вечера, заключённого ГУЛАГа. Каждый его день похож на предыдущий. И следующий день, скорее всего, будет точно таким же. Поэтому описывать всю его жизнь смысла не имеет. Достаточно повторить описание предыдущего дня.

Например, жизнь крестьянина подчинена годовому циклу: работа весной, работа осенью, работа зимой и работа летом отличаются. Там сеем, здесь жнём. Всё зависит и от погоды, и от изменений климата, и ещё от множества вещей. Один день не похож на другой, и разве что в годовых циклах есть повторение. Чтобы описать жизнь крестьянина, нужно описывать целый год его жизни, иначе ничего не опишешь. Цикл современного городского жителя, как и цикл заключённого ГУЛАГа, не зависит от погоды и времени года. Чтобы описать жизнь современного офисного работника, достаточно описать один его день. Который, как под копирку, похож на все предыдущие и все последующие дни.

В тексте представлена моя личная точка зрения. Я говорю исключительно от своего имени и не от лица моего работодателя, компании Microsft.

Утро

С чего начинается день заключённого? С термометра.

«Они прошли мимо <…> другого столба, где в затишке, чтоб не показывал слишком низко, весь обмётанный инеем, висел термометр. Шухов с надеждой покосился на его молочно-белую трубочку: если б он показал сорок один, не должны бы выгонять на работу. Только никак сегодня не натягивало на сорок».

Точно так же и современный офисный сотрудник с утра пораньше вглядывается в индикатор на «Яндексе», раздумывая, сколько времени займёт сегодня толкание в бесконечных пробках в его новом кредитном автомобиле. Правда, даже если индикатор покажет десять баллов, а новости расскажут о неожиданном снегопаде в декабре, вряд ли кто-то разрешит не приезжать на работу.

Поэтому утро большинства офисных работников, как и заключённых ГУЛАГа, начинается рано: чтобы успеть до пробок. Когда-то один мой знакомый, переехавший из Питера в Москву, именно пробками объяснял «московский трудоголизм» — обыкновение приходить на работу пораньше и уходить попозже. К счастью, жители маленьких городов, жалующиеся на пробки не меньше москвичей, в полной мере этой беды не знают. Помню, как однажды экскурсовод во Владимире на вопрос большого руководителя Microsoft, которому мы показывали русскую старину, почему она, такая талантливая, работает в провинции и не переезжает в Москву, ответила:

— Здесь я работаю, чтобы жить. А в Москве я буду вынуждена жить, чтобы работать.

Так и офисные клерки подчиняют свою жизнь ритму города и офиса. Ещё один мой знакомый, когда офис перешёл в режим опенспейс, без выделенных рабочих мест, специально приезжал на работу к семи утра, чтобы занять самый удобный стол у окошка, шёл в фитнес, чтобы потом уже начать работу вместе со всеми. Встречал я и на офисной парковке коллег, которые приезжали на работу к 6 утра, чтобы избежать пробок и занять козырное место в тёплом гараже, и потом «добирали» пару часов сна прямо в машине. Прямо как в ГУЛАГе.

«Шухов никогда не просыпал подъёма, всегда вставал по нему — до развода было часа полтора времени своего, не казённого, и кто знает лагерную жизнь, всегда может подработать: шить кому-нибудь из старой подкладки чехол на рукавички; богатому бригаднику подать сухие валенки прямо на койку, чтоб ему босиком не топтаться вкруг кучи, не выбирать; или пробежать по каптёркам, где кому надо услужить, подмести или поднести что-нибудь; или идти в столовую собирать миски со столов и сносить их горками в посудомойку — тоже накормят, но там охотников много, отбою нет, а главное — если в миске что осталось, не удержишься, начнёшь миски лизать».

Обед

Миски лизать, конечно, сейчас никому не приходится, но еда в жизни офисного работника — почти так же единственная радость рабочего дня. В ГУЛАГе так же.

«Перед столовой сегодня — случай такой дивный — толпа не густилась, очереди не было. Заходи».

Любимая тема для обсуждений офисных работников — в какой столовой кормят лучше. В той, что поближе, или в той, что подальше. Первая рядом, а ко второй надо идти по непогоде. Но там вкуснее. А в этой встречали даже гусеницу в салате! Причём, по рассказам коллег из дальнего корпуса, там считают ровно наоборот: своя столовая хуже, а дальняя, наша, лучше. Несмотря на гусениц.

«Баланда не менялась ото дня ко дню, зависело – какой овощ на зиму заготовят. В летошнем году заготовили одну солёную морковку – так и прошла баланда на чистой моркошке с сентября до июня. А нонче – капуста чёрная. Самое сытное время лагернику – июнь: всякий овощ конча-ется и заменяют крупой. Самое худое время – июль: крапиву в котёл секут».

Работа

Работать обычный офисный работник не любит. Работа для него — считать дни от понедельника до пятницы, чтобы предаться праздности в выходные. Во время рабочего дня лучше всего максимум времени посвятить перекурам, кофе с коллегами и обеду. Это самые светлые моменты дня. В это время можно помечтать об отпуске, который почти как свобода для заключённого. Но работать приходится. Вопрос — как?

«Работа — она как палка, конца в ней два: для людей делаешь — качество дай, для начальника делаешь — дай показуху. А иначе б давно все подохли, дело известное».

Поэтому каждый и выбирает: за дело болеть или метрики делать. И здесь тоже прямая аналогия с рассказом Солженицына.

«От процентовки больше зависит, чем от самой работы. Который бригадир умный — тот не так на работу, как на процентовку налегает».

Впрочем, хороший начальник может и увлечь работой, и тогда забудет офисный работник и про перекуры, и про чай с кофе. И начнёт работать, не глядя на часы.

«Такова природа человека, что иногда даже горькая проклятая работа делается им с каким-то непонятным лихим азартом. Проработав два года и сам руками, я на себе испытал это».

Поговорим и о начальстве. Здесь тоже обнаружим много похожего.

Начальство

Начальник — третий самый главный вопрос офисного работника (после еды и отпуска).

«Бригадир в лагере — это всё: хороший бригадир тебе жизнь вторую даст, плохой бригадир в деревянный бушлат загонит».

У хорошего начальника все работают, все увлечены трудом и добиваются больших целей. Но где их взять столько — хороших начальников?

«Везде его бригадир застоит, грудь стальная у бригадира. Зато шевельнёт бровью или пальцем покажет — беги, делай. Кого хошь в лагере обманывай, только Андрей Прокофьича не обманывай. И будешь жив».

Поэтому и говорят всё время, что «приходят люди в компанию, а уходят — от начальника».

Коллеги

Больше всего времени зэк проводит с другими заключёнными, а офисный работник — с коллегами. Едят вместе, ходят на перекуры вместе, работают вместе. Зэки, правда, ещё и спят вместе. Впрочем, некоторые офисные работники — тоже. Чувство локтя — это очень важно, и грамотное руководство это очень хорошо использует, вводя коллективную ответственность, когда премия, например, зависит не от индивидуальных результатов, а от общих достижений команды.

«На то придумана — бригада. Да не такая бригада, как на воле, где Иван Иванычу отдельно зарплата и Петру Петровичу отдельно зарплата. В лагере бригада —это такое устройство, чтоб не начальство зэков понукало, а зэки друг друга. Тут так: или всем дополнительное, или все подыхайте. Ты не работаешь, гад, а я из-за тебя голодным сидеть буду? Нет, вкалывай, падло! А ещё подожмёт такой момент, как сейчас, тем боле не рассидишься. Волен не волен, а скачи да прыгай, поворачивайся. Если через два часа обогревалки себе не сделаем —пропадём тут все на хрен».

Поэтому так много в корпорациях говорят о командном духе, общих больших целях. Правда, не всегда это помогает, и очень часто возникают склоки и интриги.

«Кто арестанту главный враг? Другой арестант. Если б зэки друг с другом не сучились, не имело б над ними силы начальство».

Но для этого нужно, чтобы люди общее дело и общие интересы ставили выше своих частных, а этому мешают и разница культур, и желание получить местечко получше за счёт другого.

«Цезарь богатый, два раза в месяц посылки, всем сунул, кому надо, —и придурком работает в конторе, помощником нормировщика».

Вечер

Наконец рабочий день закончен. Если работал, а не чаи гонял на перекурах, рабочий день пройдёт незаметно.

«Диво дивное: вот время за работой идёт! Сколь раз Шухов замечал: дни в лагере катятся — не оглянешься».

Вот чем жизнь современного офисного работника действительно радикально отличается от жизни заключённого ГУЛАГа, так это повальным и даже нездоровым увлечением спортом, всеми вот этими пилатесами, кроссфитами, велосипедами, марафонами и другими загадочными и непонятными нормальному человеку вещами.

«Есть же бездельники — на стадионе доброй волей наперегонки бегают. Вот так бы их погонять, чертей, после целого дня рабочего, со спиной, ещё не разогнутой, в рукавицах мокрых, в валенках стоптанных — да по холоду».

Итак, ночь не за горами. Надо посмотреть ещё пару серий любимого сериала, в Facebook потупить часок-другой — и можно спать.

«Засыпал Шухов вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножёвкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся. Прошёл день, ничем не омрачённый, почти счастливый».

Итого

Мы посмотрели на один день заключённого ГУЛАГа и один день офисного работника. Один вроде бы в тюрьме, другой — вроде бы на свободе. Но так ли уж сильно отличаются их жизни? И там и там бесконечная череда дней, где один день ничем не отличается от другого. И там и там мысли о еде, начальстве, коллегах и свободе (или отпуске). Только в одном случае человек знает, что он в тюрьме, в другом — тешит себя иллюзией, что он свободен.

Иван Денисович Шухов — идеальный офисный работник. Спокойный, взвешенный, лояльный начальству, трудолюбивый и компетентный, умеющий и любящий работать. И ещё — полностью смирившийся со своей долей.

«Шухов молча смотрел в потолок. Уж сам он не знал, хотел он воли или нет. Поначалу-то очень хотел и каждый вечер считал, сколько дней от сроку прошло, сколько осталось. А потом надоело. А потом проясняться стало, что домой таких не пускают, гонят в ссылку. И где ему будет житуха лучше —тут ли, там — неведомо».

Личный блог автора

Фотография на обложке: pan demin / Shutterstock