Государство в России — враг предпринимателей. Социолог Элла Панеях объясняет, как это вышло

30 лет назад, в 1988 году, был принят закон о кооперации в СССР. От этой даты обычно ведут отсчёт истории капитализма в современной России. Но до сих пор полицейские, следователи, прокуроры и прочие силовики с трудом отличают бизнес от мошенничества. Практически любая сделка, которая кому-то принесла выгоду, может трактоваться как акт мошенничества. Российские судьи почти ничего не понимают в бизнесе. Соответственно, они просто принимают на веру выводы правоохранителей.

К сожалению, за этим представлением — о том, что бизнес представляет собой сплошное мошенничество, — стоит и реальность тоже, реальность правил, которые невозможно выполнить. Их много, они противоречат друг другу и постоянно меняются. Вы можете честно платить налоги, но выполнить все правила не можете. Деятельность любой формальной организации в России — неважно, частная она или государственная, — состоит из переписывания бумажек, расшивания тетрадей, которые не должны расшиваться, манипуляций с отчётностью, подписания договоров задним числом, фальсификации протоколов и т. д. Чтобы выжить в токсичной среде, бизнес выработал институты обналички, фирм-мартышек, сложнейшей техники бухгалтерского учёта, чёрной кассы. Любая российская контора живёт микрофальсификациями.

Как всё это сочетается с тем, что чиновники и силовики сами через одного занимаются бизнесом — пускай не самостоятельно, а через родственников? Замечательно сочетается! У этого феномена есть две стороны: коррупционная и квазикоррупционная. Понятно, что часто бизнес родственников построен на прямой коррупции: муж-чиновник распоряжается какими-нибудь финансовыми потоками, а фирме жены достаются самые сладкие подряды. Более косвенный и формально легальный метод: фирмочка родственника начальника лицензирующего органа обналичивает взятки, предоставляя услуги по оформлению лицензионной заявки по цене в десять раз выше рынка, а заявки «с улицы» лицензирующая контора нещадно режет. Но, вообще говоря, прямой коррупции может не быть. Поскольку система регулирования в России очень сильно мешает бизнесу, даже не самый влиятельный чиновник или силовик может наделить бизнес родственника или знакомого мощным конкурентным преимуществом, просто защитив его от издержек регулирования.

Что такое квазикоррупция? Это когда жена какого-нибудь полицейского начальничка средней руки ведёт совершенно реальный бизнес, платит налоги, не обналичивает взятки мужа и прекрасно себя чувствует, потому что регуляторы её не трогают. С ней элементарно по-человечески разговаривают в налоговой, ей не выписывают лишние штрафы, ее не прессуют из-за каждого висящего не на том месте огнетушителя, на неё не наезжают силовики с попыткой отнять успешный бизнес. Формально закон не нарушен. Этот способ обогащения чиновников и силовиков является, наверное, самым честным из бесчестных. Тем не менее этот полицейский и его жена, скорее всего, понимают, что на самом деле их бизнес представляет собой обналичивание служебного положения. И поскольку они сами жулики, в то, что кто-то может хотеть вести бизнес честно, они не верят.

Откуда взялись те изменчивые и противоречивые правила, по которым государство сейчас заставляет нас всех жить? В 90-х законодатели унаследовали законы, направленные на подавление любой частной инициативы. Отменить их все и начать с чистого листа не хватило квалификации и политической воли. Остались многочисленные ГОСТы, СНиПы, запреты и требования, вписанные в законы второго ряда. Мы пытались залатать законодательство как тришкин кафтан: реагировали на вой бизнеса по поводу особо мешающих правил, придумывали новые правила, когда старые совсем переставали работать, постоянно вносили многочисленные поправки в действующие законы. Ни к чему хорошему это не приводило. Советское законодательство было хотя бы консистентным. Попытки натянуть его на новый экономический уклад и привели к тому, что многие правила начали противоречить друг другу.

Не были радикально реформированы контролирующие органы. Какая-нибудь пожарная инспекция, несмотря на то что она в какой-то момент перешла в ведение МЧС, осталась организационно той же советской пожарной инспекцией. Периодически её чуть-чуть рихтовали, не более того. Правоохранительные органы в той части, которая соприкасается с бизнесом, недалеко ушли от ОБХСС, созданного для борьбы с частной деловой активностью.

В начале 2000-х новое правительство попыталось перезапустить общественный договор между государством и бизнесом: «Мы не будем вас нагибать, строить и грабить за то, что вы делали до этого, но извольте теперь выйти из тени — а мы поправим законы и сделаем так, чтобы можно было работать легально». У власти, видимо, было искреннее желание навести порядок, победить коррупцию, вывести бизнес из тени. Она предприняла серьёзные усилия для того, чтобы законодательство перестало быть противоречивым, отменила большое количество лишних правил. Но оказалось, что неформальные институты, которые успели сложиться в период действия плохих правил, укоренились слишком глубоко.

Чиновники привыкли брать взятки, потому что точно знают: все правила вы соблюсти не могли и ему нужно лишь покопаться в вашей отчётности, чтобы найти повод. Более того, привыкли, что могут спокойно фальсифицировать не очень большое нарушение и вы не станете спорить, потому что понимаете: если он покопается как следует, найдёт еще больше. И вот правила поменялись, чиновник приходит к вам и обнаруживает, что — надо же! — вы умудрились ничего не нарушить. Что делает? Не меняясь в лице, фальсифицирует нарушение. Впрочем, часто и фальсифицировать не обязательно. Избыточность правил снизилась, но в целом никуда не делась. В условиях, когда силовые органы, которым можно было бы пожаловаться на давление, априори воспринимают любой бизнес как мошенничество, деваться вам некуда.

Когда стало понятно, что система, которая сложилась в 90-е, устояла, процесс усложнения правил начался по новой. Люди до сих пор жалуются, что два квартала подряд одну и ту же отчётность не сдают — всегда что-нибудь да поменяется. Людей, которые пришли в бизнес на волне светлых ожиданий, возникших в самом начале 2000-х, в теневую деятельность загнали сами же чиновники. Свой первый чёрный нал они часто делали не для ухода от налогов, а чтобы заплатить взятку. Понятно стало, что сделка не состоялась — и власть её отменила первой. Символическим поворотным моментом стало дело ЮКОСа, которое объяснило всем, кто в доме хозяин.

В последующие годы произошла централизация коррупции, она ушла «с земли» на более высокие этажи государственной иерархии. Если большой начальник системно ворует, то коррумпированный подчинённый обкрадывает уже его, а не абстрактное государство. Чтобы такого не происходило, ведомства выбили сотрудникам вполне приличные зарплаты и бонусы. Наше нефтяное благополучие позволило это сделать. Теперь типовая коррупция — это уже не взятка в конверте проверяющему, а необходимость заключить контракт с фирмой тестя главы контролирующего органа по нерыночной цене. В таком виде мы вступили в эпоху, когда денег в стране стало заметно меньше.

Что будет дальше? Государство продолжит бюрократизироваться. Ведь не только бизнес заставляют следовать невыполнимым правилам. Госслужащие точно так же живут сплошным жульничеством, переписыванием, генерацией не имеющих большого отношения к реальности отчётов. Чем на это отвечает начальство? Правильно — ещё большим усилением контроля, ещё большим уплотнением учёта. Постепенно жизнь госслужащего превращается в сплошное уголовное преступление. То же самое происходит и в правоохранительных органах.

Российские чиновники и силовики работают в жутком стрессе, при очень низком уровне доверия, при очень низкой управляемости. Очередное закручивание гаек, которое бизнес воспринимает как издевательство, часто оказывается следствием стресса и соответствующего состояния мозгов.

Когда приходишь в любую государственную контору, первое, на что обращаешь внимание, — это серые от усталости лица. Ожидать, что такая система сама себя реформирует, наивно. У неё просто нет нужной квалификации, доверия к исполнителям, не говоря уже о доверии к регулируемому бизнесу, и свободы манёвра.

Благодарим за помощь в подготовке материала проект InLiberty. 15–16 декабря 2018 года он организует двухдневный курс Эллы Панеях «Зомия против Левиафана». Она расскажет, как устроены институты и другие общественные договоры, научит видеть изменения, анализировать их и учитывать в своих проектах.