Медовик-батюшка: Удивительное путешествие в Россию на севере Китая

В последние годы бизнесмены России поразили мир квестами, промышленными лазерами, «Машей и Медведем», а также гоп-стайлом (спасибо модельеру Гоше Рубчинскому). Встречайте новый хит — чудо-торт медовик, покоривший Китай. Юлия Дудкина съездила в Харбин и близлежащие города, чтобы разобраться в бешеной популярности медовика, и, как это часто бывает, обнаружила более интересный феномен: китайцы построили на севере своей страны туристическую Россию, и там можно встретить много чудес.

Как будто я оказалась в тяжком невротическом сне и стою голая на сцене, где играют безумный мюзикл: сумерки, главная площадь приграничного города, люди в одинаковых красных спортивных костюмах синхронно поднимают руки и ноги, поворачиваются, подпрыгивают и хлопают в ладоши. Музыки почти не слышно — её заглушают рекламные речёвки из громкоговорителей. Сквозь какофонию прорываются резкие щелчки. Это несколько мужчин крутят волчки: каждый новый щелчок не даёт юле упасть. В той части площади, где идёт уклон, люди соскальзывают в темноту по толстой наледи. У некоторых на ногах кошки с острыми зубьями — чтобы не падать. Многие на меня оборачиваются. Чтобы не потерять связь с реальностью, больно прикусываю себе язык.

Конечно, это не мюзикл и я не голая. Это приграничный город Суйфэньхэ, где нет ни кино, ни театров, а славянская внешность в диковинку и поэтому китайцы глазеют. Над площадью возвышается гостиница «Сюй Шен», на фасаде которой — гигантский экран, где раз в несколько минут вспыхивает женщина в кокошнике с медовиком — символом России и принадлежности к среднему классу, который может себе позволить этот торт.

В начале 90-х в Суйфэньхэ поехали новые русские — погулять, выпить, закупиться дешёвой техникой и китайским шмотьём. Город начал обрастать магазинами и отелями — в Приморье до сих пор вспоминают, как покупали здесь штаны в магазине «Две ноги» и гуляли в трактире «У Вани». В конце 2014 года улицы и рестораны в Суйфэньхэ опустели — после девальвации россиянам было дешевле выпивать дома. Зато запустился обратный процесс — китайцы смогли позволить себе российские продукты, которые всегда считались здесь экологически чистыми, но слишком дорогими.

Всё началось с медовика: торты из мёда и сгущённого молока заполонили магазины и рестораны Китая. Теперь грузовики с российским шоколадом, мёдом и пивом каждый день пересекают границу, а челноки-помогаи бесконечным потоком тащат сладости и тушёнку.

Суйфэньхэ, оптовый склад «Игорь»

На оптовом складе «Игорь», как везде в Суйфэньхэ, люди разговаривают очень громко, а передвигаются быстро и в непредсказуемых направлениях, то и дело меняя траекторию, но не натыкаясь друг на друга. Первый этаж разбит на маленькие павильоны, и там — штабели из упаковок сока «Добрый», шоколадок «Алёнка», водки «Мягков» и макарон «Макфа». Некоторые продукты привозят легально огромными контейнерами, другие, например молочные, приезжают с помогаями (китайскими челноками). Поставки молока, йогуртов, кефира из России в Китай запрещены. Ввозить оптом можно только мороженое, но каждый, кто пересекает границу, может взять с собой до 20 кг любых продуктов «для личного пользования».

Медовики — большие и маленькие, с разноцветной глазурью и шоколадными рисунками — красуются в каждом павильоне и на каждой полке. Надписи на русском будто пытаются друг друга перекричать: «Наполеон Россия Двух Горы», «Аутентичный тирамису», «Мэйк симэн».

Колумб привёз в Европу какао и табак, Пётр I осчастливил Россию картофелем и тюльпанами, а какой-то неизвестный благодетель одарил китайцев медовиком. Предприниматели, учёные и жители приграничных городов рассказывают такую историю: сначала торт распробовали китайские бизнесмены, работающие в Приморье, и стали привозить медовики домой в подарок родным и друзьям. Большинство китайцев не очень любят сладкое, какой-нибудь «Наполеон» для них — угощение немыслимое, а песочный торт на меду вполне подходит.

На втором этаж «Игоря» в нос бьёт запах мёда и выпечки, такой сильный, будто я упала лицом в свежий медовик. За стеклянными перегородками расположилось с десяток крошечных цехов. В каждом люди в белых халатах пекут коржи и обмазывают их кремом. Готовые торты упаковывают в коробки: «Катюша», «Гоголь» и уже знакомый «Наполеон Россия Двух Горы».

Два года назад, когда российские продукты сильно подешевели из-за падения курса рубля, медовики потянулись в КНР. Но ввозить торты легально оказалось трудно: срок годности небольшой, любая заминка на таможне — и партия пропадает. Поэтому китайские бизнесмены открыли свои фабрики по производству медовиков. Чтобы угодить землякам, они переиначили рецептуру: китайские «тирамису» — так переименовали русский песочный торт — стали куда менее сладкими.

На таких фабриках работают в основном китайцы. Российских кондитеров приглашают на пару месяцев, чтобы помочь овладеть технологией. В пабликах «ВКонтакте», где жители Владивостока, Уссурийска и других городов Приморья ищут работу, иногда попадаются объявления: «Требуется кондитер для работы в Китае». Девушка по имени Дина, откликнувшаяся на такую вакансию, пишет мне в личных сообщениях: «Китайские компании приглашают в основном обманом, обещают гору золота, а потом… Они любят обманывать» — и исчезает.

Сейчас в Суйфэньхэ работает минимум десять фабрик по производству медовиков, вместе они делают 30 000 тортов в день. Отсюда медовики уезжают фурами и вагонами, а также улетают самолётами в другие китайские города. Себестоимость медовика — примерно 13 юаней, а розничная цена — 26–30 юаней. Фабрики Суйфэньхэ создали рынок на 27 млн юаней — примерно 240 млн рублей.

Суйфэньхэ, офис компании «Синьбэй Гэлинь»

Разговор не клеится. Я задаю вопросы, Ю Инлу молчит, курит, смотрит в пол, а потом хватает молчащий мобильник («Простите, мне позвонили») и выскакивает за дверь. Он довольно хорошо говорит по-русски, но вопросы про выручку и прибыль заставляют его проглотить язык.

Ю — типичный предприниматель китайского приграничья, русские партнёры называют его Борей. Боря возил из Китая в Россию бытовую технику и сделал на этом приличное состояние. С обвалом рубля покупателей стало намного меньше, пришлось изобретать что-то новое. Боре давно нравились конфеты — украинские «АВК» и российские «Объединённые кондитеры», он связался с приморскими складами и повёз в Китай пробную партию. Разрешение на импорт и экспорт у него уже было.

Первые партии Боря привёз в сборных контейнерах: немного вафель, немного карамели, немного шоколадных конфет — посмотреть, что лучше пойдёт. Популярнее всего оказались вафли и конфеты «Коровка», а ещё выяснилось, что зимой шоколадные конфеты продаются куда лучше, чем летом. Однажды Боря привёз зефир, но затея провалилась: «Он как испорченный тофу, люди плюются». Борина компания «Синьбэй Гэлинь» теперь работает напрямую с поставщиками и каждый день привозит в Китай по два шеститонных контейнера. Летом удаётся продать по 20 т конфет и вафель в месяц, зимой — 60–70. Месячный оборот компании вырос до 1,5 млн юаней (13 млн рублей).

Боря говорит, что в КНР другое отношение к сладостям. Российская семья может за раз слопать пачку печенья с чаем, а тут сладкое едят всухомятку, маленькими порциями и намного реже. Шоколадки «Алёнка» воспринимаются не как лакомство, а как сувенир — открытка, которую торжественно съедают на праздник. «Молодёжь не так боится шоколада, — делится знанием Боря. — А мы боимся, что зубы испортим». К тому же в детстве ему рассказывали, что все русские женщины толстые, так как едят сливочное масло, это ещё один повод быть осторожным с русской едой.

Посреди нашего разговора в прокуренный кабинет Бори молча заходят какие-то люди и рассаживаются вокруг чайного столика. Все они худо-бедно говорят по-русски — это его друзья, которые ненадолго приехали домой из России. Кто-то из них тоже возит еду, кто-то добывает золото на Дальнем Востоке. Самого разговорчивого зовут Юра, и он сообщает, что обожает русскую кухню и мог бы всю жизнь питаться пельменями и борщом, хотя у многих китайцев от такой еды болит живот.

Я спрашиваю у «влюблённых в Россию» Бори и Юры, что они знают об этой стране. Они неуверенно переглядываются, мнутся и наконец отвечают: Красная площадь, Кремль и Ленин. Ленин — молодец, построил социализм. Путин тоже молодец, нормально страну ведёт.

Суйфэньхэ, ресторан «Голодный медведь»

Алексей, прикрыв глаза, слушает, как посетители ресторана «Голодный медведь», курящие под вывеской «Курить запрещено», громко рыгают. «Это нормально», — произносит он меланхолично, чуть растягивая слова. «Голодный медведь» — ресторан русской кухни, который принадлежит бизнесмену-китайцу. Здесь подают салат «Цезарь», стейки, крепкие настойки и водку. Официально заведение ещё не открылось, но вечером тут полно посетителей, граждан КНР, которым захотелось экзотики. Зал похож на парилку: везде гладкие деревянные панели, пахнет свежей древесиной. Шум стоит такой, что говорить очень трудно. Алексей объясняет: «Тут же население огромное, вот их и учат с детства: надо орать, чтобы тебя заметили».

Алексей объясняет многое с помощью разных клише. Когда китаянка, владелица онлайн-магазина русской еды, в последний момент сообщает, что передумала давать мне интервью, Алексей говорит, что она боится «потерять лицо». Многие русские, живущие в Китае, то и дело повторяют это выражение, закатывая глаза. «Потерять лицо» можно, оказавшись некомпетентным в той области, где тебя считают экспертом. Русские считают, что для китайцев нет большего позора, поэтому китайские партнёры вечно увиливают и не дают прямых ответов.

Алексей живёт в Китае больше пяти лет: он работает директором по развитию новых продуктов в группе компаний «София» и помогает российским производителям выходить на местный рынок — находить дистрибьюторов, продвигать бренды, адаптировать производство под китайские вкусы. Алексей утверждает, что именно «София» когда-то первой привезла на китайский рынок конфеты «Рошен» и шоколад «Алёнка».

Алексей приехал в Китай от скуки — став национальным менеджером крупной парфюмерной компании на Украине, он решил, что достиг потолка, и отправился в Азию за экзотикой. Скоро методом проб и ошибок он выяснил, что для КНР нужно создавать специальные линейки. Если везёшь конфеты, количество сахара надо уменьшать на 25%, а упаковки делать не «взакрутку», как у русской карамели, а «в зажим», как у иностранных батончиков вроде Snickers: «Это у нас все привыкли, что фантики "взакрутку" — признак ручной, более дорогой работы. Здесь их считают непрактичными: развернутся в кармане, и одежда перепачкается».

Карамель нужна со вкусом клубники или яблока — с экзотикой вроде папайи или маракуйи китайцы экспериментировать не любят. «Вишня им тоже не нравится, — говорит Алексей. — Как-то я завёз в КНР вишнёвого печенья на $10 000, в итоге сам его ел и всем дарил — покупать не хотели». Ещё одна хитрость: конфеты можно покрывать не шоколадом, а глазурью. Она дешевле, а китайцы не замечают разницы.

Алексей хорошо изучил китайцев и смотрит на них свысока. Его не раздражает, что они постоянно рыгают и плюются, потому что, как он выражается, «нельзя ругать кошечку за то, что она кошечка, а собачку — за то, что она собачка».

Алексей знакомит меня с Иваном, русским, сотрудником логистической компании, которая перевозит грузы через российско-китайскую границу. Иван тоже любит покритиковать китайский менталитет. «У моего друга сын пошёл в местную школу. Его спрашиваешь: "Сколько будет три плюс два?" Он говорит: "Пять". "А два плюс три?" — Не знает, молчит».

Иван ведёт во «ВКонтакте» паблик «Байки лаовая» («лаовай» — иностранец, иногда используется с негативной коннотацией). В этом паблике россияне, оказавшиеся в КНР, обсуждают трудности китайского языка, делятся лайфхаками по выживанию в чужой стране, выкладывают адреса гостиниц и кулинарные рецепты.

Пока мы разговариваем, посетители ресторана «Голодный медведь» расходятся. Шум наконец-то стихает, и можно услышать музыку в зале. После «Арлекино» начинается «Миллион алых роз», но его тут же вновь заглушают: работники заведения располагаются посреди зала, открывают бутылку апельсинового сока и начинают громко петь какую-то другую песню на китайском. Им нет никакого дела до трёх лаоваев в углу, которые обсуждают, как китайцы боятся показаться кому-то смешными. На прощание официанты кричат: «Русский водка — очень хороший водка!»

Харбин, улица Чжунен Додзе

Саша, высокий мужчина за 50, — русский псевдоаристократ, свадебный генерал во дворце матрёшек и балалаек. Он носит бархатный пиджак, волосы отливают благородной сединой. Он, как по царским хоромам, медленно прогуливается по магазину русских сувениров «У Андреевича» и сверху вниз смотрит на китайских продавцов. Китайского он почти не знает, но знакомые бизнесмены взяли его в долю при условии, что Саша будет изображать «хозяина зала». С покупателями общаются продавцы-китайцы, а он лишь благосклонно наблюдает за ними. Саша считает, что китайские покупатели охотнее идут за матрёшками, когда видят его лицо — если вдоль прилавка бродит русский в бархатном пиджаке, то, может, и сувениры не поддельные.

Саша предлагает отойти в другой конец зала, подальше от шумных китайских сотрудников: «Сил нет, к концу дня даже голова болеть начинает». В магазине «У Андреевича» он работает уже два года, а на досуге снимается в эпизодах в китайских фильмах — его зовут, когда нужен русский или европеец. «Я уже 25 раз сыграл в кино и шесть — в рекламе, — хвастается Саша. — А в этом магазине меня называют "хозяин". Вообще-то я что-то вроде администратора, но такого слова тут нет». Иногда в магазин заходят очень пожилые китайцы, которые в детстве бывали в СССР и учили русский язык. Однажды такой гость спросил у Саши: «А может, ваша жена могла бы приготовить для меня борщ?»

Сашин магазин находится в самом центре Харбина, на улице Чжунен Додзе. Русские эмигранты и туристы зовут её Арбатом: широкая и длинная пешеходная улица вымощена булыжником, из каждой витрины на прохожих смотрят матрёшки. Вывески, как и в случае с названиями медовиков, выдают китайцев с головой. Если «Тверь стиль универмаг» и «Теринбург» выглядят довольно невинно, то магазин «Добро пожаловать в 俄罗斯食品城欢迎您 российских товаров» никуда не годится. Киоск под названием «Найти» окончательно расставляет всё по местам: это что угодно, только не Арбат и не Россия. Но китайцам-южанам всё равно. Они приезжают на север страны, в Харбин, чтобы посмотреть на снег, сходить в русский ресторан и вернуться домой с матрёшкой или балалайкой. Считается, что побывать здесь — почти как съездить в Россию, только без заморочек с визой.

В 1898 году Харбин был русским городом, здесь поселились строители КВЖД, для них возводили дома и православные храмы. После революции в Харбин бежали белогвардейцы и дворяне. В 1949 году коммунизм настиг их и тут: Китайская империя превратилась в КНР, и идеологические противники нового строя стали сниматься с мест и уезжать. Тех, кто рискнул остаться, в 60-е годы вместе с храмами уничтожила Культурная революция. К началу 90-х в Харбине осталось всего несколько десятков русскоязычных семей.

Стереотип, однако, оказался живуч, и на севере КНР началась мода на тематические парки «под Русь», куда так полюбили приезжать на отдых богатые китайцы с юга. В Маньчжурии есть Matryoshka Village с копией собора Василия Блаженного, а намного южнее — в Тяньцзине — два года назад открыли парк военной тематики, где можно подняться на борт советского авианосца «Киев».

В Харбине за русскую экзотику отвечает загородная усадьба «Волга» с избушками и копией Никольского собора, построенной в 2009 году. Настоящий Никольский собор раньше находился в центре города, но был разрушен. Новый храм не освящён, молиться в нём некому — в «Волгу» приезжают туристы из Китая, Малайзии и с Филиппин. Для них церковь — аттракцион.

Харбин, усадьба «Волга»

Снег блестит на морозе и скрипит под ногами, на горизонте проступают очертания бревенчатых домиков и куполов. Здания строили по проектам русских архитекторов, вышло правдоподобно. В «Волге» закончился рабочий день. Гиды, официанты и администраторы разошлись по своим комнатам, тишина, благодать, практически Русский Север.

Усадьбу в 2006 году открыл успешный китайский бизнесмен Хуан Цзу Сян — владелец заводов по производству башенных кранов. Легенду каждый сотрудник «Волги» знает наизусть: в детстве Хуану очень нравился Никольский собор, тогда ещё не разрушенный хунвейбинами, а его семья жила в одном доме с русскими. Будущий бизнесмен так влюбился в русскую культуру, что решил построить под Харбином деревянные избушки.

Любовь к соседней стране приносит неплохие деньги: двухместный номер в «Волге» стоит 600 юаней за сутки (около 5000 рублей), а простое посещение — 100 юаней (около 1000 рублей). В горячие сезоны — летом и в районе китайского Нового года — тут бывает по 3000 гостей в день. За все дополнительные услуги надо платить: мастер-классы по росписи матрёшек, экскурсия по деревне «Алёнка» с настоящими русскими печками и другие увеселения обойдутся по 10 юаней.

Мы идём по территории «Волги» с Яной — переводчицей, которая приехала из Владивостока. Кроме неё в усадьбе почти нет русских, только танцевально-музыкальный коллектив, который несколько раз в день даёт представления для туристов. Задача Яны — помогать артистам общаться с администрацией.

— А вон там у нас католическая церковь, — Яна показывает куда-то в темноту. — А почему католическая? Тут же всё про Россию. — Да кто знает. Вроде как мама у Хуана была католичкой.

Вообще-то туристы и ребята-китайцы, которые тут работают, не особо в этом понимают, так что какая разница. Им нравится, что здесь всё такое пёстрое и необычное, а глубже они вряд ли вникают.

Из усадьбы я возвращаюсь на корпоративном автобусе с молодыми китайцами, которые целый день ходили в стилизованных костюмах среди избушек и сугробов. По дороге половина моих спутников играет в игры на смартфонах, остальные отправляют кому-то голосовые сообщения в мессенджерах.

Неожиданно сосед заговаривает со мной по-английски: — Ты откуда приехала? — Из Москвы. — Это страна? — Нет, это город в России. — А, Россия. Это там, где всегда ужасно холодно, да?

Харбин, пекарня «Анна»

Таксисты в Харбине обожают потешаться над иностранцами. Когда они видят, что ты не понимаешь ни слова по-китайски, начинают быстро что-то говорить, сгибаясь пополам от смеха. Потом берут в салон ещё несколько китайских пассажиров и хохочут все вместе. Наверное, лучше не знать, что они обсуждают.

Пока я добиралась до пекарни «Анна» на такси, водитель чуть не умер от смеха — пекарня находится на самом краю города. Это настоящая русская компания, в отличие от большинства мест с русскими названиями и китайскими владельцами. Пекарню открыли предприниматели из Владивостока Максим и Амина Ермаковы. До 2015 года они закупали в Китае стройматериалы и продавали на родине. Когда это стало невыгодно, Ермаковы решили покорить китайский рынок. Они надеялись, что китайцы оценят не адаптированную под их вкусы, настоящую русскую кухню. Однако быстро выяснилось, что для китайцев их представления о России интереснее, чем сама Россия.

«Сложности были ещё в самом начале, — вспоминает Екатерина Девятерикова, гендиректор компании. — Оказалось, что компаниям с российским руководством и капиталом тут особо никто не доверяет. В принципе, это можно понять — в России бы китайцам тоже не поверили. Но мы как-то не ожидали».

Чтобы запустить производство и открыть первую розничную точку, основатели «Анны» вложили несколько миллионов рублей своих накоплений — огромные деньги для приморских предпринимателей. Они закупили оборудование и оплатили аренду — на севере Китая платят всегда за год, приходится единовременно выложить около 200 000 юаней (1,5 млн рублей). Потом наняли работников на кухню, и вот тогда начались проблемы.

«Они совершенно не относились к нам всерьёз, — жалуется Екатерина. — Могли, не предупреждая, уйти с работы и больше не появиться. Однажды у нас работала семейная пара, которую мы поймали на воровстве. Мы сказали им, что они уволены и не получат зарплаты за месяц. Так они пошли в торговый зал и начали крушить витрины, курить в помещении и стряхивать пепел на пол. Не успокаивались, пока им не отдали какую-то сумму. Можно было бы подать в суд, но, как показывает практика, иностранцы тут не выигрывают процессов».

Однажды Амина, Максим и Екатерина решили делать завертоны — популярное в Приморье блюдо, что-то вроде роллов из лаваша с мясной начинкой. Нашлись китайские партнёры, готовые предоставить «Анне» небольшое помещение в центре Харбина. Так у компании появилась ещё одна точка в туристическом месте. Продавать завертоны поставили русскую продавщицу, покупатели выстраивались в очередь.

К концу лета Ермаковы уже начали верить, что нашли золотую жилу и вот-вот покорят Китай, но арендодатели внезапно приказали освободить помещение. Оказалось, у пекарни появился китайский конкурент, который предложил немного больше денег. «По бумагам нас ещё долго нельзя было оттуда выселять, — говорит Екатерина. — Но здесь договоры, печати — просто формальности, их вечно все нарушают. А вот договоры на словах или, скажем, дружба, родственные связи, кажется, по-настоящему важны».

Сейчас проблем с партнёрами стало меньше — отчасти потому, что предприниматели стараются не работать с китайскими предприятиями, выбирают компании, где есть российские совладельцы. За пару лет у основателей «Анны» появились в Харбине друзья среди местных — кто-то иногда помогает советом. «И всё-таки сотрудничать с ними мы боимся. Оказалось, что с китайцами проще дружить, чем работать», — вздыхает Екатерина.

На кухне пекарни всем заведует бухгалтер Тамара — она же и технолог, и заместитель всех отсутствующих сотрудников. Вырастив детей и внуков, Тамара отправилась искать приключений и теперь громогласно командует китайскими поварами. Она не знает китайского, а они — русского, так что общение происходит при помощи буквально нескольких слов: хлеб, соль, мука, вода, тряпка. Раздав поручения, она наливает себе чай и грустно кладёт голову на руку: «Оказалось ведь, что мы тут ни рынка, ничего не знаем. Выплываем, как котята».

В основном покупатели «Анны» — русские. Они приходят за бородинским хлебом и заказывают торты на праздники. Небольшая булочка стоит 5 юаней, торт — 45–50 юаней. В день получается приготовить 10–15 штук. Постепенно в пекарне все смирились: законы маркетинга, которые безотказно срабатывали дома, здесь бессильны. Устраиваешь мероприятие — на него приходят только русские. Объявляешь конкурс в соцсетях — тоже участвуют русские. А чего хотят китайские покупатели — непонятно. На логотипе «Анны» — женщина в кокошнике, как сейчас модно в Китае, но и это не помогает.

«И ведь не то чтобы они плохо к нам относились, просто… — Тамара закуривает. — Просто мы друг друга не понимаем. И чем дольше я тут живу, тем больше не понимаю их. Правильно они всё-таки про нас говорят, что мы, русские, — очень наивные».

Автобус Харбин — Суйфэньхэ

Принято считать, что китайцы — закрытая нация. Везде, куда приезжают, группируются в Чайна-таунах и всеми силами стараются не попадать под влияние чужой культуры. В книге «Век амбиций» Эван Ознос описывал классический вояж жителей КНР: редко выходят из автобуса, нигде не задерживаются и, даже приехав в Европу, направляются ужинать в китайский ресторан — западную еду готовят слишком долго и на вкус она непривычна.

Когда китайцы начали скупать матрёшек и медовики, строить избушки и православные храмы, могло показаться, что они наконец-то пожелали понять что-то вне своей культуры. Но, вероятно, сами китайцы имели в виду другое. «Вряд ли им интересно докопаться до сути, во что-то вникнуть, — говорит китаист Александр Габуев из Московского центра Карнеги. — Это как если бы в России построили тематический парк "Пиндосия" и рассказывали посетителям: "Вот пиндос, он ест бургер". И ещё там был бы, например, уголок жидомасона. Это забавно, любопытно. Экзотика. Но единственной великой цивилизацией для китайцев остаются они сами».

Любопытно, что китайцы в этом смысле — зеркало для россиян. Отечественные бизнесмены, даже те, которые провели в Китае несколько лет, продолжают считать, что каждый китаец только и думает, как бы ему не «потерять лицо», и рассуждают в духе «русские всё делают живо и с огоньком, а китайцы как роботы» (за поездку слышала эту формулировку от пяти разных собеседников).

У русской и китайской повестки вообще много общего: и квасной патриотизм, и недоверие к Западу, и стремление играть важную роль в мировой политике. Здесь, на границе между двумя странами, бросаются в глаза ещё две черты: привычка верить стереотипам и зацикленность на своей культуре и предубеждениях. Ни разворот на Восток, ни царь-медовик не в силах заставить два народа понять друг друга.

Фотография на обложке: Ullstein Bild / Getty Images