«После нас хоть потоп, при нас хоть пожар»: Telegram, аресты, санкции — глазами экономиста
Старший научный сотрудник РАНХиГС Вадим Новиков ищет логику в безумии российских новостейЗаместитель главного редактора «Секрета фирмы» Олег Хохлов и главный редактор «ПостНауки» Андрей Бабицкий попросили старшего научного сотрудника РАНХиГС Вадима Новикова рассказать, что видно экономисту и не видно обычному человеку в самых громких новостных сюжетах последних недель и месяцев.
Кажется, что эти люди просто сошли с ума. Пытаясь заблокировать Telegram, Роскомнадзор ломает Рунет. В ответ на санкции США против российских олигархов депутаты и сенаторы грозят оставить граждан без американских лекарств. Губернатор Кемеровской области после пожара в «Зимней вишне» просит прощения не у горожан, а у президента. За митинги на вверенной ему территории.
Неподготовленный наблюдатель не видит логики в этих диких поступках. Но она есть. Чтобы её обнаружить, наблюдателю стоит примерить оптику экономиста. Экономика изучает не только динамику ВВП или объёмы производства, её главный интерес — человеческое поведение. Начните смотреть на мир глазами экономиста — и он перестанет казаться таким уж безумным.
Чтобы показать, как это работает, заместитель главного редактора «Секрета фирмы» Олег Хохлов и главный редактор «ПостНауки» Андрей Бабицкий попросили старшего научного сотрудника РАНХиГС Вадима Новикова рассказать, что видно экономисту и не видно обычному человеку в самых громких новостных сюжетах последних недель.
Запрет Telegram
Андрей Бабицкий: Ты вместе с проектом InLiberty делаешь курс, который называется «Что видно и чего не видно». Мы с Олегом попробуем выступить в роли людей, которым ничего не видно. Хотя мы, как хорошие граждане, активно следим за новостями. Давай их обсудим. Например, недавно запретили Telegram. Чего мы здесь не видим? Зачем они его запретили?
Вадим Новиков: Экономист всегда начинает с определения мотивов действующих лиц. Экономическая дисциплина — это в первую очередь именно дисциплина, систематическое применение идей. Экономиста в меньшей степени интересуют личные качества Павла Дурова, в большей — то, что в этой ситуации на кон поставлена его репутация.
Олег Хохлов: Репутация среди инвесторов, которые дали ему $1,7 млрд?
Новиков: Среди инвесторов, среди нероссийской части аудитории. Как будет выглядеть человек, который собирается работать в глобальном масштабе, но при этом передаёт ключи шифрования — неважно, есть они или нет, — ФСБ? Если такое и было в какой-то момент возможно, то сейчас момент для передачи или, точнее, сдачи крайне неудачный.
Хохлов: Это интересно. Дурову нельзя сотрудничать со спецслужбами, а Apple или Google почему-то можно. В Китае они легко принимают правила игры, на которые Дуров не соглашается в России. Почему так?
Новиков: Между Россией и Китаем есть одно серьёзное отличие. Это разные по масштабу страны. На кону разное количество пользователей. Не только бизнес учитывает это отличие. Американское правительство на протяжении многих десятилетий критиковало Китай за нарушения в области прав человека. Но санкций, похожих на те, что в последние годы применяются в отношении России, практически не было. Китай для США является действительно важным торговым партнёром, важным источником импорта.
Бабицкий: Из этого следует, что рядовой свободолюбивый русский человек себя тем лучше чувствует, чем меньше и незначительнее его родина, чем больше мы зависим от импорта и транснациональных корпораций. Ладно. Тогда расскажи про главу Роскомнадзора Александра Жарова. Мне кажется, что он просто гамадрил, который стырил свою диссертацию. Экономист видит что-то большее?
Новиков: Слышал об этих находках. Но даже если Жаров действительно списал диссертацию, по существу это сейчас не так важно. Нельзя сказать, что российское правительство состоит исключительно из людей неосведомлённых, неподготовленных, списавших диссертации. Там есть и другие люди. Но их знания и опыт по большому счёту не работают, когда дело доходит до практических действий. Самое главное, что нужно понимать про чиновников, — это люди исполнительные. Знания и опыт могут быть задействованы, если это соответствует воле начальства. Главная цель чиновника — чтобы начальство было довольно.
Сегодня над Жаровым все смеются: «Человек случайно заблокировал собственный сайт! Неужели это не является демонстрацией непрофессионализма? Неужели после этого не уволят?» Не уволят. Потому что он показал себя человеком весьма исполнительным, готовым зайти настолько далеко. Думаю, у Жарова неплохие перспективы. Он может не только сохранить своё место, но и претендовать на повышение. Вспомните Виталия Мутко. Казалось бы, столько провалов, столько публичных скандалов. И что? Он получил повышение — стал вице-премьером. Потому что выполнил приказ.
Бабицкий: То есть чиновники реагируют на стимулы?
Новиков: Да, они реагируют на стимулы. Вообще, российская бюрократия — это настоящая мечта экономиста. Согласно западным книжкам (можно взять классические труды Макса Вебера или более современные работы Джеймса Уилсона), бюрократия — такая строгая иерархия, где вся деятельность подчинена регламентам, каждый шаг прописан. Но когда смотришь на российский госаппарат, ничего этого там найти невозможно.
С бюрократией в России мы встречаемся, когда смотрим на совсем другие организации — в первую очередь коммерческие. Веберовская бюрократия — это McDonald’s. Действительно, каждый шаг регламентирован — есть только один правильный способ приготовить гамбургер. Каждая фраза на кассе также регламентирована.
Другое дело — российский государственный аппарат. В начале разговора я пытался отбросить сантименты и посмотреть на Дурова как на Homo economicus, вменить ему какие-то предполагаемые экономические цели. А российский чиновник — это и есть Homo economicus. Его действия не приправлены ни моралью, ни этикой, ни какими-то принципами.
Хохлов: Как на практике это выглядит?
Новиков: Могу объяснить на примере ФАС. Конкурентная политика — зона моей экономической специализации. Я долго пытался разгадать загадку: почему наша ФАС возбуждает больше всех в мире дел? Нашлось несколько причин, но есть одна ключевая. Это так называемая палочная система мотивации: чем больше ты возбудил дел, чем больше выписал штрафов, тем лучше ты работаешь. Начальству палочная система выгодна. Загрузка сотрудников постоянно растёт. Значит, можно просить Минфин увеличить финансирование, и тому будет сложно отказать.
Российская бюрократия — мечта экономиста
Бабицкий: Задам ещё такой вопрос про Telegram. Правильно ли я понимаю, что обе стороны конфликта не особенно заинтересованы в том, чтобы Telegram в России сохранился. То есть Жарову это, в общем, должно быть по фигу, а у Дурова большая часть аудитории в других странах. И именно поэтому Дуров пошёл ва-банк…
Новиков: Думаю, действия Дурова можно объяснить с помощью теории сигналов. Её идея состоит в том, что далеко не всегда можно обойтись словами, передавая какую-то информацию. Иногда требуется что-то большее. Например, недостаточно просто сказать: «Я тебя люблю». Нужно совершить какое-то драматическое действие.
Во всём мире люди озабочены тем, что спецслужбы их прослушивают. Благодаря Эдварду Сноудену мы знаем, что и в США это реальная проблема. И вот появляется предприниматель, который говорит: «Я не такой, как все. Я не буду ни с кем сотрудничать». Сами по себе эти слова стоят дёшево. А вот готовность пойти на конфликт и потерять в нём часть бизнеса — очень мощный сигнал.
Санкции США
Бабицкий: Продолжу тему сигналов. Получается, Олег Дерипаска в шоколаде. Такой сигнал недавно послал, что теперь на нём клейма ставить негде. Убедительно доказал, что он сидит в нашем окопе и в сторону вражеского даже не смотрит.
Новиков: Отчасти так. Другое дело, что тут сложно сказать, хотел ли он это таким образом доказывать, хотел ли он оказаться в окопе одновременно с Владимиром Путиным и Настей Рыбкой...
Бабицкий: Тогда такой вопрос. Кажется, что санкции накладывают на чуваков, которым эти санкции едва ли могут навредить. Тот же Дерипаска и так в США невъездной. Каких-нибудь Ковальчуков тоже никто не рад видеть нигде и никогда. Как будто Путин и Трамп об этом специально договорились.
Новиков: У меня нет такого ощущения. Возможно, для Дерипаски и возможность посетить США — это чувствительный вопрос. Но ему гораздо важнее, присутствует ли на американском рынке его «Русал».
Хохлов: Согласно популярной теории, Дерипаску и наказали, потому что он алюминиевый король.
Бабицкий: Всё куплено, короче.
Новиков: Это сразу приходит в голову. Но я бы обратил ваше внимание вот на что. Когда мы ищем объяснение некоторому событию, желательно в первую очередь смотреть на обстоятельства, которые изменились.
Дерипаска далеко не вчера стал алюминиевым королём. Какая-то борьба была всегда, в Америке всегда был протекционизм — пускай и не такой сильный, как в России. В принципе, американская администрация раньше могла найти способ ограничить присутствие «Русала» на своём рынке. Кроме того, считается, что именно эта администрация не враждебна Путину. Почему же тогда именно сейчас с Дерипаской это произошло?
Дело в том, что была публично предъявлена важная информация о его вмешательстве в американские выборы. И дальше уже не имело значения, как Трамп относится к Путину. Ему пришлось реагировать в соответствии с ожиданиями избирателей, однопартийцев и конгрессменов. Пускай даже у него со многими из этих людей запутанные отношения.
Почему санкции накладываются на неочевидных людей? Потому что в публичном поле срабатывают соображения, которые можно обосновать публично же на основе знаний, которыми слушатели уже обладают.
Бабицкий: Историю про вмешательство Дерипаски в выборы можно рассказать кому угодно за одну минуту. Рассказать и доказать.
Новиков: Да, в России это воспринимается слегка иначе. Но в США никто не спрашивает, почему на Дерипаску нужно было наложить санкции. Он вмешался в американскую политику, действуя по поручению российского государства. Есть свидетельница — Настя Рыбка.
Бабицкий: Правильно ли я понимаю, что у экономистов есть консенсус: любые санкции, любые экономические ограничения вредят и тем, кто их накладывает? То есть не только мы страдаем, но и простые американцы, у которых не веселы сегодня лица.
Новиков: Разумеется. Любое правительство, накладывающее санкции, бомбит свой Воронеж. С точки зрения экономики любое сотрудничество — это хорошо. Неважно, хорошие люди сотрудничают или плохие. Неважно, какие у них паспорта.
Различие между Штатами, бомбящими свой Воронеж, и Путиным, бомбящим свой, состоит только в масштабе последствий. Американская экономика на порядок больше российской. Похоже на столкновение грузовика с «Запорожцем».
Любое правительство, накладывающее санкции, бомбит свой Воронеж
Бабицкий: Наш «Запорожец» один раз врезался в КамАЗ, потом догнал его — врезался ещё раз, потом ещё…
Новиков: Ну да. Победить в этой схватке с КамАЗом, конечно, невозможно. Но если задаться целью, можно попробовать найти что-то рациональное в таком поведении российских начальников. Возможно, это такая попытка передать определённый сигнал…
Хохлов: «Русские не сдаются!»
Новиков: Я бы сформулировал это так: «Мы за ценой не постоим». Возможно, таким образом они хотят сказать, что для России нет неприемлемого ущерба и поэтому санкции заведомо обречены. Очевидно, что террориста-смертника нельзя испугать смертной казнью. Это не то, что может его остановить. Но чтобы к вам относились как к террористу-смертнику, вы должны доказать, что являетесь им.
Хохлов: А предел какой-то есть у этого членовредительства?
Новиков: У экономических бедствий предела быть не может. Тем более, бедствия терпят не те лица, которые принимают решения. Тот же Дерипаска может быть близок к Путину, но так или иначе потери Дерипаски — это не потери Путина. Что может про эту ситуацию сказать экономист? Он посоветует вам отказаться от взгляда на Россию в целом и обратить более пристальное внимание на выгоды и издержки. Чего могут хотеть правители? Когда-то маркиза де Помпадур сказала Людовику XV: «После нас хоть потоп». Это высказывание по-настоящему экономического человека, у которого есть горизонт планирования. Значение имеет только то, что произойдёт с ним, при его жизни.
Бабицкий: Бездетного экономического человека, я бы добавил.
Новиков: Да. Большинство правителей в наследуемых монархиях рассуждали действительно более долгосрочно, чем в нашем случае. Но в мире есть и другие примеры режимов, которые пошли на причинение себе серьёзного ущерба: Куба, Северная Корея, Венесуэла, Иран. Таким режимом долгое время был Советский Союз.
Когда мы сейчас смотрим старые советские кадры, видим людей на улицах, их одежду, магазины, улицы сами по себе — на всём этом есть отпечаток бедности. Советские люди действительно, в практическом смысле слова, были весьма бедными, что вполне можно показать и экономическими средствами, и простым сравнением с тем, что было доступно здесь, что — за рубежом.
Но наша ситуация — это даже не ситуация Советского Союза. Советскому Союзу как-то удалось выстроить некую систему передачи власти. Это продлевало горизонт планирования. У Путина, на мой взгляд, совершенно другая картинка перед глазами. И это смерть Муаммара Каддафи. Когда у вас перед глазами такое, довольно просто согласиться с тем, что Дерипаска и Вексельберг что-то потеряют. Намного важнее сохранить свой пост. В данном случае пост — это не только заработок, но и жизнь. Мы вряд ли можем себе представить Путина на пенсии.
Бабицкий: Если Путин реально боится повторить судьбу Каддафи, то санкции в отношении его товарищей ему на руку. Теперь они в одном окопе и будут отстреливаться до конца. Это довольно популярная точка зрения.
Новиков: Возможно. Но я сомневаюсь, что это имеет какое-то значение для людей, которые принимают решения в США и в Европейском союзе. Они всё-таки, наверное, заинтересованы не столько в исправлении российской политической системы, сколько в практическом результате. А с практической точки зрения ситуация такова: все эти дерипаски, вексельберги и прочие на этой войне выполняют роль обоза. Повредив обоз, можно ослабить армию.
У экономических бедствий предела быть не может
Бабицкий: То есть всерьёз никто не верит ни в исправление, ни в ядерный холокост?
Новиков: Декларируемая цель санкций вроде бы состоит в исправлении. Они же увязаны с какими-то практическими шагами. Но вряд ли кто-то в это верит. Значит, задача состоит просто в нанесении ущерба. И она уже, кажется, в значительной степени выполнена.
Арест Магомедова
Хохлов: Следующая тема, которая сильно всех в этом году взбудоражила, — арест совладельца группы «Сумма» Зиявудина Магомедова. Только что вынесли приговор бывшему министру Алексею Улюкаеву — и вот трейлер нового сезона нашего судебного сериала. Что в его сюжетных линиях может рассмотреть экономист?
Новиков: Здесь не так много экономики. Скорее речь о том, что в стране нет отдельной системы правосудия для больших начальников. С фальсификацией доказательств, шантажом, избиениями и пытками может столкнуться не только маленький человек, но и знакомый президента. Но в этом нет ничего нового. О том, что богатые тоже плачут, мы узнали благодаря Гусинскому и Ходорковскому. Что ещё можно сказать об этих сюжетах? То, что они как будто написаны сценаристами сериала The X-Files. «Истина где-то рядом». Любого из фигурантов громких процессов мы можем подозревать в том, что он действительно сделал что-то плохое...
Бабицкий: Но я предполагаю, что риск сесть в тюрьму у них заложен в стоимость услуг, которые они оказывают?
Новиков: Разумеется. Если вы живёте в России, от этого никуда не деться. Риск заложен в стоимость кредита, который вы берёте в банке…
Хохлов: В стоимость стадиона в Калининградской области, из-за которого у Магомедова возникли проблемы, тоже, очевидно, был заложен этот риск…
Новиков: Может быть. Или строительство стадиона само по себе было страховкой от риска. Так или иначе, за риск приходится платить и нам, и ему.
Хохлов: Насколько велик этот риск для богатейших людей страны?
Новиков: Он очень велик. Показательны слова совладельца АФК «Система» Владимира Евтушенкова, которые он произнёс, когда закончился его домашний арест: «Мне абсолютно всё равно, что у меня заберут». Ему всё равно, он с удовольствием всё отдаст. Это слова человека, живущего в стране, в которой нет частной собственности.
Бабицкий: То есть Евтушенков ощущает себя менеджером, а не собственником?
Новиков: Да, он менеджер, который может пользоваться имуществом, пока хозяин за ним не пришёл.
Хохлов: Одно дело «Башнефть», другое — например, МТС, коренной актив АФК «Система»…
Новиков: Но он сам подаёт это как общее место. Точно так же небольшим бизнесменам нередко под давлением силовиков приходится расставаться со своим имуществом, кому-то его отписывать. Никакой разницы. И в итоге мы получаем страну временщиков, в которой будущее относительно малозначимо. Если у вас всё заёмное, если вам просто дали поносить — конечно, это подрывает стимул развиваться.
Бабицкий: Получается, в России каждый экономический агент находится в состоянии перманентной защиты от недружественного поглощения. Защищаясь от недружественного поглощения, бизнес залезает в долги, выводит прибыль — то есть всё просто по учебнику…
Новиков: Да. И держать деньги в России — это всё равно что копить на старость в акциях финансовой пирамиды вроде МММ. Вы можете на этих акциях зарабатывать, осознавая при этом, что сильно рискуете, но держать в них сбережения глупо.
Если у вас всё заёмное, конечно, это подрывает развитие
Бабицкий: Удивительно, конечно, что такие разговоры я слушаю уже лет 15. Про то, что у нас нет собственников, всё выводится и закончится это катастрофой. Но катастрофы всё нет. Почему?
Новиков: Что считать катастрофой? Зависит от амбиций. Конечно, надо сказать, что живём мы довольно прилично — если взять объективные показатели. Незадолго до всех этих событий в Украине Всемирный банк официально включил Россию в группу богатых стран. Тем не менее ясно, что богатство богатству рознь. По-настоящему богатые страны, как правило, живут совершенно иначе.
Бабицкий: В том смысле, что бывает богатство, когда ты просто купил iPhone, а бывает богатство, когда ты купил iPhone в кредит под 500% годовых.
Хохлов: Видимо, дело в том, что где-то люди точно знают: их богатству ничто не угрожает, разве что они сами с ним что-то не то сделают.
Новиков: Да. В США избрание нового президента не означает, что у них тут же сформируется новый набор крупных бизнесменов из числа его соседей по ранчо. А в Нигерии, например, мы видим, как новый лидер начинает потихонечку делать новую столицу на месте родной деревеньки. Допустим, этот спектр. Наша ситуация, конечно, больше похожа на нигерийскую, чем на американскую.
Пожар в «Зимней вишне»
Хохлов: И ещё одна важная тема — пожар в кемеровском ТЦ «Зимняя вишня». Очередная техногенная катастрофа. Бюрократический бардак — одна из главных причин…
Новиков: Я вижу здесь не только бюрократический бардак, но и экономическую логику. Посмотрите на бывшего губернатора Кемерова, нынешнего спикера местного парламента, который первым делом извинился не перед жителями, а перед президентом, своим начальником. Извинился за непорядок на вверенной ему территории, который привёл к массовым протестам. Почему он так поступил? Потому что начальство спрашивает с него в первую очередь за процент «Единой России», а теперь с этим могут быть проблемы. Так же как у любого бизнеса есть потребитель, у губернатора он тоже есть. И этот потребитель — президент.
Бабицкий: Это монопсония — единственный покупатель.
Новиков: Да. Интересы этого покупателя здесь превалируют. Мы видим, как быстро бывший губернатор стал спикером. Что это показывает? Что ошибкой было считать, будто его уход вызван тем, что ему грустно или стыдно. То есть главная его мотивация — просто оставаться на хорошем счету. И тут это старое высказывание про то, что «после нас хоть потоп» превращается в другое: «Пока мы — хоть пожар».
Что ещё видит экономист в таких трагедиях? Они характеризуют состояние нашей контрольно-надзорной системы. Её отличает очень широкая площадь поиска. Теоретически у нас всё очень жёстко, всё очень тщательно регламентировано, есть большое количество самых разных нормативов. Но уровень этих нормативов таков, что изначально воспринимается заинтересованными сторонами как близкий к невыполнимому. Эта система нежизнеспособна и уже не работает более или менее целиком.
Все обращают внимание на то, что есть какая-то девушка, которая утвердила какой-то протокол по «Зимней вишне», разрешила ей работать. Но я практически уверен, что были найдены нарушения. У нас предполагается, что раз проверяющий пришёл, что-то обязательно должно найтись. Ситуация, когда не отсортировано важное и неважное, когда при любой проверке непременно что-то должно найтись, конечно же, превращает весь этот механизм в игру, в ритуал...
Бабицкий: Который не позволяет реально дифференцировать бизнесы на опасные и безопасные.
Новиков: Конечно. Вот у нас повсюду стоят металлодетекторы. Предполагается, что они помогут задержать человека с гранатомётом. Но поскольку они беспрерывно звенят на любые металлические предметы и даже на содержащие железо поливитамины, теоретически очень строгий контроль равнозначен отсутствию всякого контроля.
18 мая проект InLiberty запускает курс Вадима Новикова «Что видно и чего не видно»*. Цель курса — научить слушателей анализировать мотивы собственных и чужих решений, взвешивать выгоды и издержки, правильно оценивать риски. И в результате добиваться успеха.
*«Что видно и чего не видно» — название классической работы французского экономиста Фредерика Бастиа.
Главные новости и лучшие лонгриды «Секрета» — в нашем Telegram-канале. Подписывайтесь!