Ржавый пояс: В чём состоят экономические предпосылки победы Дональда Трампа

Авторитетные аналитики и лидеры общественного мнения бьются над объяснением не укладывающегося в голове результата президентских выборов в США. Предсказания крупнейших центров социологических опросов (включая 538 и RCP) оказались полностью неверными. Сама идея, что американские выборы можно выиграть, используя популистскую, изоляционистскую (в экономическом и политическом смысле) и ксенофобскую платформу, настолько не соответствовала главенствующим политическим течениям в обеих противостоящих партиях, что многие представители элиты решили проигнорировать опасные сигналы и опирались на опросы, которые внушали им спокойствие.

Теперь — как это всегда бывает после того, как всё уже случилось, — опытному комментатору не так уж сложно рассказать публике, почему Трамп победил именно так, как он это сделал. Но я считаю некорректными два наиболее популярных сейчас объяснения итогов президентских выборов. Избиратели не разделились, как многие утверждают, по признаку расы и групповой идентичности. Не было это и непроизвольным или инстинктивным протестным голосованием. Корни недовольства нужно искать в другом — они гораздо основательнее, чем это пытаются показать. И указывают они на те процессы, которые определили стратегию как президентской кампании Трампа, так и агитации в пользу Брекзита.

Трамп стал президентом «Ржавого пояса» — американского Среднего Запада, который страдает от упадка индустриального производства, безработицы и общего экономического неблагополучия. Большинство штатов, оказавшихся критически важными для победы Трампа, сосредоточены именно в этом регионе — это Пенсильвания, Огайо, Висконсин, Айова. Относящийся к этому же региону штат Мичиган совершил драматический сдвиг в своих электоральных предпочтениях и впервые за долгое время проголосовал за республиканского кандидата. Именно в Мичигане можно найти наихудшие примеры коллапса прежде благополучных городов (речь, например, о Детройте. — Прим. «Секрета») и социального упадка. Мичиган, как и Пенсильвания, не поддерживал республиканских кандидатов в президенты со времён кампании 1988 года, когда от их партии баллотировался Джордж Буш-старший.

То, что важнейшие победы Трампа, за одним исключением (Флорида), были одержаны именно в «Ржавом поясе», означает, что его обещания «восстановить производственный сектор внутри США» и «вернуть заводы на родину» сработали среди тех, по кому наиболее тяжело ударила деиндустриализация.

Было ли это главной определяющей причиной? Чтобы дать уверенный ответ на этот вопрос, я проанализировал собрание данных экзит-поллов, опубликованных в американской прессе, и сравнил их с результатами, полученными во время президентской кампании 2012 года.

Во-первых, я обнаружил, что утверждение, будто нынешние выборы были более расистскими, чем предыдущие, — очевидная ложь. Доля сторонников республиканцев среди афроамериканцев за четыре года увеличилась с 6% до 8%, среди латиноамериканцев — с 27% до 29%, среди американцев азиатского происхождения — с 26% до 29%. Белые американцы проголосовали практически так же, как в 2012 году, — всего 1% избирателей перетёк от республиканцев к демократам.

Во-вторых, несмотря на утверждения, будто во многом победу Трампа обеспечили избиратели с высоким доходом, среди тех, кто зарабатывает выше среднего (то есть имеющих доход более $50 000 в год), никаких особенных изменений в предпочтениях по сравнению с 2012 годом не произошло. Зато за республиканского кандидата в этот раз проголосовало заметно больше (на 16%) бедных избирателей — тех, чей годовой доход не превышает $30 000.

Что касается уровня образования голосовавших за Трампа или Клинтон, то в этот раз республиканский кандидат получил на 10% больше голосов граждан, не имеющих высшего образования, чем в 2012 году. Среди белых избирателей, не окончивших колледж, этот сдвиг в предпочтениях был ещё выше — 14%. Белые без высшего образования как раз преобладают среди избирателей Трампа в «Ржавом поясе». Эти избиратели за четыре года не стали большими расистами — сдвиг в их симпатиях определяет экономика.

Наконец, цифры экзит-поллов не подтверждают гипотезу о протестном голосовании. В целом те, кто удручён нынешним состоянием экономики, в этом году отдали за кандидата от демократов больше голосов, чем в 2012 году. Среди тех, кто считает, что страна «в целом идёт в верном направлении», Трамп получил на 5% больше голосов, чем Митт Ромни в 2012-м, среди тех, кто уверен, что страна «сбилась с пути», — на 27% меньше.

Бюро трудовой статистики Министерства труда США в докладе о секторальных изменениях в американской экономике с 2004 по 2014 год предсказывает, что в ближайшие десять лет единственной сферой экономики, которая покажет рост занятости, будут услуги — сфера, которая с 1950 года увеличилась практически вдвое. Промышленное производство демонстрирует снижение уровня занятости с начала 1980-х.

В последние 20 лет мотором электоральной политики в Америке была поддержка мультикультурализма, который неразрывно связан с сектором услуг и, как предполагается, будет процветать, пока этот сектор растёт. Но в то же время механизм электоральной мобилизации в Америке по-прежнему опирается и на малоподвижные институты, связанные с промышленностью и сельским хозяйством. Важную роль в агитации и обеспечении явки играют профсоюзы и другие, менее формальные объединения. Строить свою кампанию вокруг сообществ, страдающих от промышленного упадка, по-прежнему имеет смысл. Дональд Трамп, похоже, это понял.

Добавив немного ксенофобии и изоляционистского национализма, кандидат от республиканцев получил рецепт победы. Но всё же язык политических оскорблений — это не более чем оболочка. Сами по себе они не сработали бы, если бы очевидное ухудшение жизненных перспектив не превратило «Ржавый пояс» в то, чем он является в постиндустриальной Америке.

Фотография на обложке: Andrew Lichtenstein / Getty Images