«Седьмое чувство»: Как приручить чёрного лебедя

Десять лет назад Нассим Талеб сформулировал теорию чёрных лебедей — труднопрогнозируемых редких событий, которые кардинально меняют жизнь людей. Цифровая революция ускоряет ход истории, и появление очередного чёрного лебедя перестаёт быть экстраординарным событием. Можно ли всё-таки научиться предсказывать их появление? Очередная попытка ответить на этот вопрос — книга «Седьмое чувство» американского экономиста Джошуа Купера Рамо. В издательстве «Эксмо» выходит её русский перевод, а «Секрет» с разрешения издательства публикует фрагмент, в котором автор фиксирует главные характеристики переломного исторического момента, который мы переживаем.

Историки часто делят время на эпохи, в которые цунамиобразные изменения устраняют старые порядки, и на более спокойные периоды, в которые время безмятежно, как тихое озеро. Это разница между жизнью в Варшаве в, скажем, 1339 году и в 1939 году. Первый период был умеренным и спокойным; второй был ужасно «бодрым». Исторические моменты, такие как 1939 год, отмечены фактом того, что изменение находит тебя. Твоих детей поглощает мировая война. Твою деревню стирают с лица земли. Твоё здоровье трансформируется с наукой.

Палеонтолог Стивен Джей Гулд называл марш хлёстких изменений «прерывистым равновесием» — когда мир перескакивает из одного состояния в другое и никогда не возвращается назад. Он в основном говорил о вымирании динозавров, но мы находим эту идею полезной и в историческом плане: например, в отношении Великой французской революции 1789 года, обусловившей появление огромных добровольческих армий беспрецедентного размера, которые Наполеон затем вёл с собой на войну.

«Смотря на ситуацию таким обыденным образом, люди рассчитывали иметь дело всего лишь с серьёзно ослабленной французской армией», — объяснял позже Клаузевиц, комментируя комфортабельный, банальный взгляд, бытовавший в большинстве монарших дворов. Кто может командовать в эпоху «свободы, равенства и братства»? — задавались вопросом враги Франции.

Эта страна выглядела слабой, лёгкой мишенью. Но европейские лидеры не учли дух революции. Она ускорила развитие Франции, вдохновила её граждан, когда те были призваны к оружию. Началась эпоха промышленной войны. «В 1793 году, — писал фон Клаузевиц, — появилась сила, поражающая воображение». Равновесие сил пошатнулось.

Складывается впечатление некоей неизбежной прерывистости в том, что происходит с нами и сейчас, а именно в определении некоего известного периода в конце одной эпохи и в выделении в начале новой эпохи как бы периода, отмеченного курсивом. Действующие импульсы и взаимосвязи осознать всецело мы не можем, не можем их пока и контролировать. Наше воображение также подвергается атаке. Регулярно. Эти силы, должно признать, устраняют существующую систему. Но они же создают и новую.

Наша проблема в том — как научиться видеть и старое, и новое в одно и то же время. Способность видеть реальное столь же важна, сколь знание принципов работы виртуальных взаимодействий. Способность чувствовать реальный мир автомобилей, школ и истребителей и мир искусственного интеллекта, данных ДНК и компьютерных вирусов и знать, что коммуникационные потоки протекают сквозь всё перечисленное и между ними.

Технологический оптимизм с его летающими машинами — это не самый подходящий настрой для нашего времени, но и упрямый озлобленный пессимизм нам тем более не подходит. Нам нужна возможность созерцать изменяющийся мир трезво, даже холодно, и знать, чего мы хотим в политике, экономике, военном деле, инновациях, генетике и любой другой смежной дисциплине. К сожалению, это не произойдёт по подобию щелчка выключателя и следующего за ним перехода из нынешнего состояния в какую-нибудь «Футураму».

Наше будущее будет походить на изолированный технологический рай меньше, чем на переплетение реального и виртуального. Это не будет эпохой, в которой мы целиком растворимся в виртуальной реальности, — не будет эпохой, когда мы, допустим, будем жить по ту сторону шлема Oculus Ri или в тлетворном антиутопичном мире романов вроде «Первому игроку приготовиться». Скорее будет так, что реальный и виртуальный миры объединятся.

Мы будем дополнены нашими соединениями так же, как реальность дополняется смарт-очками HoloLens и Magic Leap. Представьте, к примеру, культовый роман «Лавина» Нила Стивенсона, в котором персонажи свободно перемещаются между сетью и городом. Или элегантный дизайн видеоигры Ingress, которая привлекла сотни тысяч игроков к игровой платформе, наложенной прямо поверх городов, за последние несколько лет.

Эти культурные ориентиры имеют значение. Они являются путеводными знаками для чувствительности времени всеобщей взаимосвязанности — так же как танцы Нижинского в XX веке и поэзия Гёте в XIX веке были проводниками в модернизм. Великое искусство революционной эпохи формирует привычки разума; оно выражает надежды, страхи и инновации. Знать Кокошку, Климта, Малера и Музиля значит обладать энергией Вены 1900-х годов.

В наши дни долговечное искусство — работы, шокирующие, расстраивающие, вдохновляющие нас, — будет сделано в виртуальной или изменённой реальности. Оно будет держаться сотни лет, и лучшие его образцы сообщат будущим поколениям чувство невероятного напряжения и послужат им в качестве небывалой забавы. Нам придётся свободно владеть и новым языком сетей, и их культурой.

Многие из нас уже начинают справляться с этим. В повседневной жизни мы постоянно скачем туда-обратно то в виртуальное, то в реальное, отрывая глаза от экрана и переводя взгляд на улицу, используя наши реальные пальцы для управления виртуальными запросами. Наше здоровье, наша музыка и наши финансы идут по тому же пути.

Видеть одновременно и реальное, и виртуальное, видеть, как они перемешиваются и испытывают взаимное влияние, требует развития новой чувствительности. И пусть даже это новое чутьё и будет повсеместным, но по крайней мере сейчас оно должно получить определение, быть исследованным и выученным каждым из нас.

Подобное мироощущение сделает нас такими, как Наполеон, взирающими на поле битвы и применяющими потенциал промышленной войны. Или как Эйнштейн, достигший глубоких, невидимых физических истин, оставив позади Ньютона. «Эти правила нельзя постичь логически, — писал он позже о квантовых переходах, приведших его к теории относительности, — а лишь интуитивно».

Все мы последователи этих двух людей. Мы вели свои войны по убийственно промышленным правилам Наполеона. Мы исследовали Вселенную исходя из теории относительности. Но другие должны были пойти вперёд. Они должны были показать нам, что нам нужно было, чтобы научиться видеть.

Никто из нас пока не знает, принесёт ли будущее, вырастающее на стыке реального и виртуального феноменов мира, где плотная связь является нормой, информационный рай или ужасающую антиутопию. Это в основном определится в ближайшую пару десятилетий. Это будет решено людьми, обладающими Седьмым чувством.

Воспитание предчувствия, интуиции, подлинно свежего взгляда на мир требует особого спокойствия. Понимание чего угодно, в конце концов, лучше всего происходит в неторопливых обсуждениях, в терпеливом изучении. Оно развивается столь же сильно через взаимодействие музыки и литературы, как при прямом столкновении с действительностью.

В этот ранний момент революционных изменений мы должны выбирать спокойные, ограниченные определёнными рамками моменты, когда можно просто приостановиться в окружении высокоскоростных сетевых коммуникаций и задуматься о том, почему они работают и что они с нами делают. Мы нуждаемся в перспективе нового видения.

Давайте я скажу, что произойдёт: в ближайшие годы будет идти битва между теми, у кого есть Седьмое чувство, — теми, кто родился с ним или развил его в себе, — и теми, у кого его нет. Это уже намечается. Новые силы, объединённые в информационные сети, повсеместно атакуют старые, устоявшиеся силы в бизнесе, политике, армии и науке. Как всегда, проигрывает тот, кто пытается остановить прогресс, — и начнётся новая эра.

В эту эру вспыхнет жестокое, исторических масштабов единоборство между различными группами с различными видами Седьмого чувства. Противоположные интересы, идеалы и цели будут руководить этими противоборствующими силами. Одни сетевые объединения будут бороться против других сетей. Некоторые планы этих групп сетевой эпохи будут добрыми, иные — злыми; как бы то ни было, победит сильнейший. Затем, — и это будет моментом, когда всё станет уже из рук вон странным и невероятным, — начнётся битва между людьми с Седьмым чувством и самими системами коммуникаций, машинами и интеллектом, которые они построили.

Человеческое провидение и интуиция столкнутся с машинным расчётом. Что будет? Смутно представляю, во что это может вылиться. Но, по крайней мере, сейчас мы можем сказать одно: будущее прямо здесь, перед нами, стоит, точно хладнокровный вызов.

Книга предоставлена издательством «Эксмо»