Как в России оцифровывают заводы и что будет с рабочими? Объясняет эксперт

«Цифра» — российский разработчик продуктов для цифровизации промышленности, входит в бизнес-группу «Ренова» Виктора Вексельберга. Компания работает на рынках России, Финляндии, Китая, Болгарии, Румынии, Сингапура, Марокко, Индии.

О том, где цифровизация возможна, а где нет

Я не верю, что в ближайшие пять-десять лет возможно заменить врача искусственным интеллектом, потому что в этой работе необходимо учитывать слишком много параметров. ИИ хорошо справляется с задачами, где число параметров ограниченно. Сейчас мы смотрим, насколько он применим в разных секторах промышленности. В нефтепереработке точно работает, в металлургии — нам пока не понятно.

Если говорить о тяжёлой промышленности: возьмём экскаватор, который копает породу. Зубья — самая твёрдая часть ковша. Но они периодически отламываются и попадают в породу. Эту породу загружают в самосвал и везут на горно-обогатительную фабрику. Если там зубья попадают в дробилку, то она останавливается. Предприятия теряют в среднем по 200 млн рублей в год из-за остановок дробилки, поиска эти зубьев.

Мы придумали систему, которая позволяет техническим зрением следить за ковшом и замечать поломку зубьев сразу. Тогда экскаваторщик останавливает машину и начинает искать зуб ковша в породе на месте, а не в дробилке.

Смысл ИИ в том, чтобы придумать, как дешевле и эффективнее решить задачу. И это, по сути, замена человека. Раньше человек следил за зубьями, а теперь ИИ, и он справляется лучше.

О производительности труда

Сейчас популярно говорить о производительности труда. Но как? В мегафон громче кричать? Вы гендиректор предприятия или директор по производству, и у вас есть, например, 500 станков. Чего вы хотите? Чтобы они были загружены 90% времени.

Для этого нужно узнать, как они загружены сейчас (по каждому цеху, по каждому типу станка, по каждому станку). Пока вы этого не знаете, вы можете только красиво говорить. Вы же не можете поставить человека с секундомером у каждого станка. Это же жизнь — рабочие, люди.

Единственный выход — промышленный интернет вещей. Есть системы мониторинга, которые позволяют все эти станки подключить и на все эти вопросы ответить. Например, когда на пермском заводе «Редуктор» (делает редукторы для вертолётов) внедрили такую систему, то поняли, что могут отказаться от закупок большого объёма станков. Потому что в их других подразделениях и цехах станки были недозагружены. И они сэкономили около 150 млн рублей. А потратили — 50 млн рублей.

Об увольнениях персонала

Смысл повышения производительности труда не в том, чтобы кого-то уволить, а в том, чтобы предприятие работало эффективнее. От того, что вы, условно, в отделе продаж внедрили CRM, продавцов не увольняют.

Мы больше говорим про то, как помочь людям работать лучше и эффективнее, обеспечить им «цифровое рабочее место». Почему человек, который вырос в XXI веке с планшетом и смартфоном в руках, когда приходит на завод, этих технологий не видит? Это вопрос привлекательности рабочих мест. Когда эти технологии приходят в цех и на предприятие — это круто.

Даже при внедрении автономных самосвалов БелАЗов и КамАЗов людей не увольняют. Машина может работать как в автономном режиме, так и в дистанционном (когда ситуация сложная и машина не может принять решение сама, управление на себя берёт оператор). Когда карьер взрывают, эпицентр проветривают от газов двигателями от Ила. Люди не могут работать в таких условиях, а машины могут, притом в режиме 24/7.

Роботизация поднимает стоимость машины на 10%, но операторов нужно меньше, чем водителей. Но с учётом дефицита профессиональных водителей это скорее решение проблемы.

О месте России в цифровом мире

Мы работаем в разных странах, в том числе европейских. Это миф, что есть полностью цифровизованные страны, а есть те, где этих технологий вообще нет.

Наш менеджер по продажам рассказывал: приезжает он в Индии на предприятие, заходит, а там оператор станка дерётся с обезьяной, которая забрала его бумаги и записи по заданиям смены. Чем характерен этот пример помимо того, что в Индии много обезьян? Это самая крутая промышленная (с точки зрения роста, потенциала и т. д.) и IT-держава. Но при этом уровень проникновения цифровых технологий очень низкий.

Не стоит думать, что в какой-нибудь Германии всё совсем по-другому. Если вы приходите на среднее предприятие, то там стоят станки времён кайзера, покрашенные зелёной краской, и работают, потому что европейцы — ещё более рачительные хозяева. Они будут держаться за эти активы, пока те не развалятся в труху. И тоже там нет никакой цифровизации.

Мне рассказывал руководитель одного индийского предприятия (300–500 станков, производство головки блока цилиндра для автомобилей Suzuki): у них был IT-менеджер. Он один раз сеть протянул и уволился, теперь никто роутер не может перенастроить.

Нужна ли господдержка цифровизации

У нас с советского времени чего-то ждут от государства и чего-то требуют. А государство — это всего лишь элемент управления и целеполагания. И с этой точки зрения я считаю, что все необходимые механизмы есть, меры поддержки предложили, президент всё время об этом говорит, федеральные программы сделали — остаётся только работать. Дальше вопросы к руководителю конкретного предприятия и его менеджерам. Готовы ли они?

Мы в 2018 году делали совместное с Минпромторгом исследование готовности российских промпредприятий к цифровизации. 60% опрошенных директоров сказали, что у них есть какая-то стратегия цифровизации.

Но бывает и такое, что приходишь к руководителю предприятия и понимаешь: здесь ничем не помочь, даже на завод приходить не надо. Сразу видно, если у людей нет веры в цифровизацию и желания этим заниматься. Если руководитель не верит в цифровизацию, то не верят и его сотрудники. Сегодня это очевидно. Такое бывает регулярно.

Что тормозит цифровизацию экономики

Некоторые промышленники говорят: «Давайте попробуем цифровые технологии где-то на вспомогательном процессе, а там посмотрим». Но на маленьком производстве с минимальной экономикой невозможно увидеть значимый эффект. Плюс часто мы наблюдаем незнание и нерешительность в действиях. Станки купить проще, чем изменить операционные процессы, внедрив цифровые технологии.

Цифровизация — это сложный процесс. И главная трудность заключается в том, что айтишники не понимают производство, а производственники не понимают IT. Поэтому весь наш бизнес состоит в том, чтобы наладить диалог между реальным производством и информационными технологиями. Это сложная история.

Второй вызов: на рынке промышленных систем и машин нет стандартизации. В мире 8000 производителей станков, и у них всё разное: ПО, номенклатура и т. д. Типовых протоколов пока нет (есть на словах, но не в реальности).

Об угрозах безопасности

Зачем киберпреступникам заводы? Эта тема сильно перегрета. Конечно, если это стратегический энергетический актив, влияющий на полстраны, это важная тема. Но если вы завод по производству головок блоков цилиндра для автомобилей Suzuki, то, во-первых, риск не очень велик, а во-вторых, проблемы кибербезопасности на предприятии необходимо решать в любых случаях — вне зависимости от того, занимаетесь ли вы интернетом вещей или нет.

Если хакеры взломают вашу бухгалтерию и люди не получат зарплату, то системность удара, на мой взгляд, более велика, чем атака на станок. Люди на предприятии, не получившие зарплату, — гораздо более великая сила и риск, чем станок, который выйдет из строя.

Об отношении мировых заказчиков к российским IT-компаниям

В целом в мире предвзято относятся к айтишникам из России и к России в целом. Чем дальше от Европы и ближе к Америке, тем сложнее. Мы этот барьер преодолеваем просто — у нас локальные сотрудники в каждой стране. В Чили работают чилийцы, в Индии — индийцы. При этом мы никогда не скрывали, что наш R&D — в России, и в той же Индии или Китае такой подход всех устраивает. Все знают, что у нас серьёзная промышленная страна с серьёзными разработчиками, математиками. С этой точки зрения проблем с позиционированием не возникает.

Рынок IT биполярный. Все заказчики выбирают между американскими и китайскими технологиями. Любой другой игрок воспринимается как благо, потому что опасность заключается не в нас, а в зависимости от двух больших IT-держав.

Об индустрии 4.0:

Раньше был лозунг: «Компьютер заменит людей», потом лозунг: «Индустрия 4.0». И ещё: «Big data» или «Блокчейн». Это всё лозунги.

Индустрия 4.0 — это просто название немецкой программы, которая в Америке называется интернет вещей, в Китае — интернет 2.0, а в России — цифровая экономика. Это просто название программы, но все почему-то решили, что индустрия 4.0 относится к мировой промышленности.

Каждое предприятие занимается цифровизацией по-своему, ведь предприятия все разные и задачи тоже. Поэтому однозначно сложно ответить, стоим ли мы на пороге индустрии 4.0.

О показателях компании

Планируем закончить 2019 год с выручкой около $50 млн (около 3 млрд рублей). Основной объём продаж пока сосредоточен в странах СНГ. Около 10–12% выручки приходится на международный рынок.

Мы пользуемся смешанной моделью: инновационные продукты на базе ИИ разрабатываем внутри, для этого у нас есть команда из более чем 50-ти разработчиков. Наиболее перспективные и готовые технологии мы покупаем и интегрируем в единую компанию.

О суммах сделок

Если это машиностроительное предприятие, средний размер сделки — $2 млн или 100 млн рублей. Это зависит от масштаба предприятия. Если это химическое или нефтеперерабатывающее производство, то речь идёт о 200–300 млн рублей. Есть и маленькие сделки по продажам каких-то технологических платформ — 5 млн рублей.