Иван Мнацаканов. Почему молодые нефтяники идут в стартапы
Будущее отрасли не в корпорацияхЕщё в десять лет я решил, что моя жизнь будет связана с нефтянкой. Тогда отец, замначальника экспедиции глубокого эксплуатационного бурения в «Белорусьнефти», взял меня на каникулы на буровую. Я увидел красоты Западной Сибири и огромное сложное оборудование, которое бурит глубоко в недра земли, почувствовал романтику походной жизни и влюбился в профессию. Сейчас я третий нефтяник в нашем роду — ещё мой дед прошёл путь от верхового рабочего до начальника главка по бурению Мингазпрома СССР.
© Darley Shen / Reuters
Ещё в десять лет я решил, что моя жизнь будет связана с нефтянкой. Тогда отец, замначальника экспедиции глубокого эксплуатационного бурения в «Белоруснефти», взял меня на каникулы на буровую. Я увидел красоты Западной Сибири и огромное сложное оборудование, которое бурит глубоко в недра земли, почувствовал романтику походной жизни и влюбился в профессию. Сейчас я третий нефтяник в нашем роду — ещё мой дед прошёл путь от верхового рабочего до начальника главка по бурению Мингазпрома СССР.
Я много работал в корпорациях. На последнем курсе я стал обучать клиентов работе с софтом для бурения в дочерней компании Halliburton, одной из крупнейших мировых нефтесервисных компаний из «большой четвёрки». После окончания университета уехал на Ближний Восток — три года проработал инженером по закачиванию многоствольных скважин (они позволяют увеличить охват и добывать больше нефти) в Саудовской Аравии, Йемене, Кувейте. Потом я работал в России и в Канаде в других компаниях из четвёрки — BakerHughes и Schlumberger. Два года назад я вернулся в Россию и стал менеджером топового российского добывающего предприятия — «Газпромнефти». А сейчас я работаю в стартапе, потому что понял: реальная возможность повлиять на развитие одной из самых мощных отраслей российской экономики находится за стенами крупных корпораций.
Кризисные технологии
Цены на нефть падают, а доля месторождений с трудноизвлекаемыми запасами растёт по всему миру. В России в общем объёме запасов она превышает 60%. Чтобы справиться с такими месторождениями, нужны технологии, которые увеличивают эффективность: повышают нефтеотдачу и рентабельность скважины.
Например, сейчас растёт объём горизонтального бурения — этот метод увеличивает охват нефтеносного пласта. В США и на Ближнем Востоке доля горизонтальных скважин приходится на 80% от всего скважинного фонда. В России этот показатель достиг 30% и продолжает расти. Прибыльность таких скважин в три-четыре раза выше вертикальных, и только на одной средней скважине за год разница может составить $5,5 млн. Но строить их затратно и сложно, что компенсируется только за счёт новых технологий. Есть ли они в России?
Существует мнение, что российская нефтянка неэффективна и далека от инноваций. Но это не совсем так. Многие нефтяные компании сегодня утверждают стратегии инновационного развития и тратят бюджеты на разработку и внедрение новых технологий. Пока эти вложения не исчисляются миллиардами долларов как аналогичные инвестиции «большой четвёрки» нефтесервисных компаний, но корпорации (и государственные, и частные) активно отслеживают инновационные продукты — например, в области промышленного интернета вещей или строительства скважин с использованием датчиков.
Конечно, внедрение таких технологий сильно забюрократизировано. Если в Канаде решения нередко принимаются в течение нескольких недель, то в России это займёт в лучшем случае два-три месяца. Но процесс идёт.
Главный вопрос — насколько созрел для этого процесса рынок российских решений. В «Газпромнефти» я отвечал как раз за внедрение новых технологий и знакомился с разными — российскими и иностранными — разработками. Меня разочаровало то, что многие российские технологические компании на этом рынке почему-то не думают об инновациях. Корпорации уже думают, а они — нет. Только ставят себе цель заработать здесь и сейчас и поэтому разрабатывают то, что уже есть на рынке, а про будущее отрасли не думают. Нередко подрядчик приходит к заказчику не со словами «скажите, какая у вас проблема, а мы придумаем, как её решить», а с посылом «вы скажите, что надо, а мы сделаем»!
Ожидать, что такие компании смогут изменить российский нефтесервисный рынок, бессмысленно. А менять его надо, и именно поставщики решений с экспертизой, стратегическим видением и пониманием тенденций рынка могут стать драйверами процесса.
Для этого не обязательно быть гигантом отрасли — и в нефтянке есть примеры ярких технологических брендов, выросших из гаражных стартапов. Так начинала канадская компания Packers Plus — её создатель почти на коленке придумал муфту многостадийного ГРП (гидравлический разрыв пласта, один из передовых методов повышения объёма добычи углеводородов из скважины). Сегодня компания — серьёзный игрок североамериканского рынка с роботизированным производством и годовой выручкой в несколько сотен миллионов долларов.
У небольших начинающих поставщиков есть важное конкурентное преимущество перед международными брендами — они могут позволить себе гораздо большую гибкость. В большинстве случаев нефтяным компаниям нужен кастомизированный продукт, а не коробка с полки. Такой подход заложен в бизнес-модели именно небольших компаний. К тому же им не нужно проходить сложную цепочку междепартаментных согласований на любое изменение в стандартном продукте.
Российские разработки
Я уверен, что и российские компании могут стать лидерами не только по добыче углеводородов, но и в области экспорта высоких технологий для нефтянки. К этому есть несколько предпосылок: большой домашний рынок добычи и богатейшая история нефтегазовой промышленности, накопленная научная и практическая экспертиза, высокий уровень российской разработки и инженерной мысли.
Таких компаний в России пока немного, но они есть. К одной из них я присоединился несколько месяцев назад — шанс создать российский продукт с экспортным потенциалом перевесил все плюсы работы в большой компании. «Перфобур» основал тоже потомственный нефтяник — Илья Лягов. На основе разработок отца, профессора Уфимского государственного нефтяного технического университета Александра Лягова, он создал систему радиального бурения скважин. Эта технология помогает повышать нефтеотдачу.
Сегодня даже в технологически развитых регионах более 50% нефти остаётся в выработанных скважинах, а у нас в стране этот показатель и того ниже — 30%. То есть выкачав только половину, скважину закрывают и строят новую. Причина — в отсутствии эффективных технологий. В России из-за нерентабельности эксплуатации и ремонта простаивают около 28 000 скважин. С помощью нашей технологии можно дать им вторую жизнь. В этом году мы проведём пилоты с тремя крупнейшими российскими добывающими компаниями.
Конечно, мы не единственные в России делаем нефтесервисные технологии. TGT Oil and Gas Services уже почти 20 лет занимается промыслово-геофизическими исследованиями, мониторингом месторождений углеводородов и геолого-гидродинамическим моделированием. Rock Flow Dynamics, созданная бывшими сотрудниками ЮКОСа, больше десяти лет разрабатывает программное обеспечение для моделирования разработки месторождений нефти и газа. Шесть лет назад появилась компания GTI — она делает софт для «умного бурения» скважин.
Уже после моего выхода в «Перфобур» выяснилось, что Мнацакановы и Ляговы пересекались в других поколениях. Мой дед был научным рецензентом у отца Ильи на защите диссертации, посвящённой разработкам в области бурения. Но думаю, именно тандем нашего поколения станет началом большой истории.