Как фермеры, ехавшие на тракторах к Путину, сражаются с агрохолдингами Кубани

«Наконец-то!» — выдохнул фермер Алексей Волченко, когда омоновцы в пыльных шлемах поволокли его в автозак из придорожного кафе в Аксае. Как и другие участники тракторного марша на Москву, Волченко рассчитывал, что кубанские власти развернут их ещё в станице Павловской или Кущёвской. Фермеры прекрасно понимали, что доехать до столицы им не хватит денег, а главная задача уже решена — марш привлёк внимание страны к «произволу агрохолдингов и судов на Кубани». Двенадцать задержанных посадили в аксайский изолятор временного содержания, в камеру два на два метра с прикрученными к полу стульями. Фермеры Николай Маслов и Олег Петров заметили на стенах, на уровне головы, на входной двери и на полу старые следы крови. Чуть позже к ним зашла уборщица: «Ой, слава богу, наконец нормальных привезли, а то всё наркоманы или убийцы. Приходите к нам почаще!» Среди ночи Маслова повели в кабинет начальника Центра по противодействию экстремизму МВД Ростовской области Артура Мецгера. Маслов рассказывает, что только хотел присесть, как эшник развернул стул: «Стой, ты чё тут?» — подошёл вплотную, вырвал из рук фермера телефон, бросил к себе на стол, схватил борсетку, попутно оторвав хлястик, стал вытряхивать содержимое: ключи от трактора, визитки, мелочь. Маслов вспоминает, как выскочил из кабинета: «Парни, меня тут чмырят!» — но тут же его затянули обратно: «Ты чмо, гнида, ты ничего в жизни не добился, куда лезешь?» Фермер услышал звук плевка, почувствовал на лице слюну и еле удержался, чтобы не ударить в ответ. Маслов помнил, что, когда провоцируют, нельзя срываться, и отделался десятью сутками за участие в несанкционированном митинге. Провёл он эти дни в спецприёмнике Новочеркасска, который находится в одном здании с городской школой №1. Его друга Волченко задержали по возвращении в Краснодарский край и отправили на десять суток в спецприёмник Усть-Лабинска. По словам Волченко, там эшники убеждали его сознаться, что деньги на пробег дал украинский батальон «Айдар». Волченко говорит, что у него получилось выскользнуть так: «Наш марш был в поддержку Путина. Вы правда думаете, что его могли спонсировать украинские националисты?» Вернувшись домой, участники тракторного марша включили телевизоры и поняли, что надежда на доброго царя опять не сбылась. Путин беды фермеров никак не прокомментировал, а суды продолжили выносить решения в пользу крупных агрохолдингов, захватывающих всё новые земли. Самый яркий случай за последние годы: ЗАО «Агрокомплекс», принадлежащее семье бывшего губернатора Краснодарского края Александра Ткачёва, получило 40 000 га земли, которые ранее контролировала семья кущёвских бандитов Цапков. «Секрет» съездил в Краснодарский край и понял, чем война потомков казаков, живших на Кубани несколько столетий, отличается от войн российских предпринимателей с левиафаном.

Царица полей и кукла без головы

Нину Карпенко, которая участвовала в тракторном пробеге вместе с Масловым и Волченко, в Аксае не задержали — за рулём трактора ехал её сотрудник, ему пришлось отсидеть трое суток. Она же вернулась домой, но там её ждали не меньшие неприятности: очередной рейдерский захват и убийство животных. 10 сентября она выехала из своей станицы Привольная Каневского района к Азовскому морю, проехала когда-то полные рыбы, но высохшие из-за банкротства рыбколхоза пруды (теперь там играют в пейнтбол), свернула на грунтовку, которая вела к её земле мимо выгоревших полей подсолнуха. Приблизившись к своим угодьям, Карпенко услышала вороний грай. Её комбайнёры начали убирать пшеницу, но не успели проработать полчаса, как к полю приблизились восемь крепких ребят. По словам Карпенко, они избили её сотрудника Сергея Герасименко (попал с сотрясением мозга в больницу) и разбили видеокамеру. Она вызвала участкового, но тот в драку не вмешался. В возбуждении уголовных дел фермеру отказали. На следующий день на участок Карпенко подкинули пакет с обезглавленной куклой. Ещё через день, вернувшись домой, она увидела, как посреди засаженного туями, кипарисами и лиственницами двора валяются 80 фазанов с перегрызенными шеями. Карпенко выращивала их в двух загонах — хотела в следующем году открыть птицеферму. Дыру в проволоке вокруг загонов кто-то проделал кусачками. Кровь с серой плитки отмывали несколько дней. Чьих рук это было дело, Карпенко не знает — она воюет сразу с восемью компаниями, преемниками колхоза, и одним холдингом. Врагов так много, потому что у неё самый заметный бизнес среди хозяйств фермеров, участвовавших в тракторном марше — целых 1600 га. Вообще-то о работе на земле Карпенко никогда не мечтала. Она родилась в Новочеркасске, там же познакомилась с будущим мужем Александром. Уехала за ним в Свердловск, где родила двоих детей и выучилась на модельера. Каждое утро 60-летняя крашеная блондинка Карпенко накручивает волосы на бигуди, а по полям ходит в розовом топе, скинни-джинсах с дырами на коленях и туфлях Marino Fabiani. Дождей в районе не было уже неделю, земля ссохлась и пылит, так что десятисантиметровые шпильки в ней не утопают. На Урале дочь Карпенко Светлана постоянно простужалась, врачи рекомендовали сменить климат. Они с мужем в середине 1980-х переехали к его родителям в Привольную. Александр дослужился до председателя сельсовета, но после земельной реформы «слишком самостоятельно» раздавал землю фермерам, за что, по словам Карпенко, на него обиделся председатель колхоза и депутат Госдумы первого созыва Анатолий Кочегура (скончался в 2013-м). Глава коллективного хозяйства в станице был царь и бог. Он решал, где заасфальтировать дорогу, кого наградить премией и кому выделить жилплощадь. Карпенко утверждает, что Кочегура добился перевода Александра на должность заведующего мельницей. В 1994 году в Привольной праздновали большую свадьбу. Карпенко помогала готовить, и вдруг к ней подбежал один из приятелей: «Скорее пошли! Там с Сашей плохо». Мужа Карпенко нашли в поле сои, под перевернувшейся машиной. Белая рубашка и брюки не были измазаны, на плече рваная рана. Впрочем, следствие других версий, кроме смерти по неосторожности, не рассматривало. Карпенко работала учительницей труда в школе, придумала свою программу и хотела написать по её мотивам книгу, но поняла, что на свою зарплату не прокормит троих детей и не достроит дом. На третий день после смерти мужа Карпенко пошла к Кочегуре проситься на должность заведующего мельницей. Аргументы у неё были такие: это последнее место работы мужа, а рядом кладбище, где его похоронили. Кочегура смотрел на неё как на безумную: «Вы вчера по паркету на каблуках ходили, а теперь хотите зерно молоть?» Карпенко признаётся, что десять дней унижалась и просила, пока начальник наконец не сжалился, лишь бы отстала. Дальше было десять лет работы по десять часов в сутки, без отпусков, с одним выходным в неделю. Карпенко выдавала зерно, кукурузу, растительное масло и муку пайщикам колхозной земли, контролировала работу мельницы и маслоцеха, грузила и взвешивала машины с продуктами. В 2004 году колхоз разделили между несколькими ЗАО. Подобные процессы шли по всему краю — сначала все активы хозяйства переводили на баланс других предприятий, принадлежащих разным влиятельным бизнесменам, а потом колхоз внезапно оказывался банкротом. В Привольной руководство колхоза пообещало честную приватизацию. Карпенко надеялась, что ей перепадёт мельница, и начала договариваться с бригадирами о совместном хозяйстве. Об этих разговорах узнал тот же Кочегура и уволил Карпенко якобы за недостачу зерна. Пытался и уголовное дело возбудить, но две аудиторские проверки никакой недостачи не нашли, говорит Карпенко (другая сторона конфликта этот эпизод комментировать не стала).

Виктор Фещенко

Специальный корреспондент

Алина Десятниченко

Фотограф

Карпенко посчитали, что на выделение земли уйдёт полгода. Ушло три

После увольнения, ночью, в гостиной своего двухэтажного дома из самана — конского навоза, смешанного с соломой и глиной, — Карпенко села за стол, положила голову на руки и спросила у дочери Светланы, её мужа Петра и сына Владимира: «Как дальше-то жить будем?». Работа была только у Петра в рыбколхозе, тогда ещё не разорившемся. Светлана сидела на диване, поджав ноги. Помолчав, она предложила: «Мам, а давай своё хозяйство создадим. Чем мы хуже?» Решили, что жить всей семьёй в большом доме, на природе, в родной станице и работать с землёй лучше, чем переезжать в большой город. На тот момент у Карпенко было 64 га. Через полгода — уже 550 га. Свои паи ей доверили бывшие ученики и сотрудники мельницы. Ещё бы — Карпенко пообещала пайщикам двойную аренду по сравнению с ЗАО: 2 т зерна, 40 кг растительного масла, два мешка сахара. Земельные паи — это поделённая в 1991 году в равных долях между всеми сотрудниками колхозная земля, до 5 га на человека, в зависимости от размера колхоза. Пока коллективные хозяйства ещё существовали, выделять свой участок никто не спешил. Той ночью на семейном совете Карпенко посчитали, что на это уйдёт полгода. Ушло три. Предпринимательница получала у пайщиков доверенность на управление их собственностью, вызывала за свои деньги межевую комиссию и публиковала объявление о выделе участка в местной газете. ЗАО, в аренде которого находился участок, подавало возражение с любым обоснованием — чаще всего из-за местоположения поля. А дальше снова бег по кругу: межевая комиссия, согласительная, суд, который чаще всего принимает сторону ЗАО, ведь им руководит тот же всесильный директор, местный царь и бог. Когда суд впервые оставил иск Карпенко без рассмотрения, Нина и Светлана прорыдали всю ночь. Через два года у них кончились деньги. Карпенко перевезла к себе маму и тётю, а их квартиры в Новочеркасске и свою в Краснодаре продала, чтобы купить б/у трактор и комбайн. Осенью 2006 года техника Карпенко впервые вышла дисковать (взрыхлять верхний слой почвы) одно из полей, которое фермерша пыталась выделить. Через час подъезд к нему перегородили две бело-синие машины с мигалками: «Вы работаете на чужом участке, в связи с этим мы должны арестовать вашу технику. Пожалуйста, следуйте за нами на вашем тракторе». Карпенко отказалась. Тогда одна из машин доехала до станицы и вернулась с трактористом, чтобы посадить за руль его. Карпенко вмешалась: «Иван Валентинович, техника — моя личная. Если вы погоните трактор по асфальту, сеялки сломаются, я вас потом засужу». Иван Валентинович, хороший знакомый Карпенко, вести трактор отказался. Опергруппа уехала, поле досеяли. Весной Карпенко наконец выиграла суд, окончательно выделила это поле и сняла первый урожай озимой пшеницы. За десять лет ничего не поменялось. Каждое поле приходится отвоёвывать с боем и через страх, что посеянный урожай под прикрытием правоохранителей соберёт и продаст кто-то другой. Двухметровый стол в гостиной Карпенко полностью завален бумагами. «Пять лет мы со Светой ложились в два-три ночи, потому что по десять раз читали законы, чтобы разобраться в земельном праве». Денег на юриста ни у кого из фермеров нет.

«Государство совсем нашей жизни не понимает. Мы же соседи, и с 1801 года всё решаем по-соседски»

Весной у внучки Карпенко был выпускной. Она вернулась в обитую зелёным сайдингом двухэтажную школу, где когда-то работала. Многое поменялось: в холле — стол для настольного тенниса, портреты губернатора Кондратьева и Путина, плакат «Хочешь новых ощущений? Присоединяйся! Жизнь без наркотиков». Когда на сцене 7 «Б» изображал Тимати, Потапа и Серёгу, учиться за которого будет «папа на чёрном "бумере"», Карпенко позвонили: «Нина Владимировна, у нас поле захватывают!» Она вышла из зала, не дослушав про бумер, и поехала на поле. Хотела быстро решить вопрос и вернуться, но судебные приставы засунули её в свой фургон и держали там, пока сотрудники ООО «Агротэк» не засеяли поле: «Ничего, у вас внучка в 9 классе, следующий выпускной всего через два года». «Агротэк» — одна из компаний, на которые раскололся привольненский колхоз. В прошлом ноябре она подала иск о переводе договоров аренды 16 пайщиков с крестьянско-фермерским хозяйством (КФХ) Карпенко на себя и выиграла в первой инстанции. Возможно, потому что половина компании, согласно «СПАРК-Интерфаксу», принадлежит Елене Смирновой — как принято это писать, полной тёзке двоюродной сестры зампредседателя Каневского райсуда Игоря Белохортова, а четверть — полной тёзке Зои Точилкиной, бывшей жены замглавы Каневского района по сельскому хозяйству. В мае апелляция в Краснодаре отменила это решение, но получить документы об этом Карпенко не могла. Их отдают в районном суде, а там несколько месяцев утверждали, что «в Краснодар за ними не поедут». С «Агротэком» продолжаются споры ещё по нескольким полям. Летом Карпенко пригласил на встречу Максим Мишарев, управляющий делами концерна «Покровский» в Каневском районе. Этот агрохолдинг с головным офисом в Ростове-на-Дону и выручкой в несколько десятков миллиардов рублей, согласно «СПАРК-Интерфакс», принадлежит Андрею Коровайко — бывшему заместителю Виктора Казанцева, полпреда в Северо-Кавказском федеральном округе. Сам генерал армии и его дети раньше владели контрольным пакетом концерна. По информации бизнес-издания Republic, Казанцев до сих пор главный бенефициар «Покровского». По словам Карпенко, Мишарев подсел к ней в машину в центре Привольной, прямо у бюста Ленина, и начал разговор без предисловий: «Мы купим ваше хозяйство». Карпенко растерялась: «В смысле? Как это? А что я буду делать? Я не могу уехать, у меня тут муж похоронен. Я думала, вы хотите мне землю отдать». Она рассказывает, что после недолгой беседы Мишарев вышел и громко хлопнул дверью, а через пару дней на её базу приехала проверка из прокуратуры. Затем и налоговая прислала нескольким пайщикам Карпенко уведомления, что она якобы продала их землю. В суде до сих пор лежит иск «Покровского» к Карпенко на 9 млн рублей. Сейчас у Карпенко 15 сотрудников, два комбайна, 11 тракторов и три КамАЗа. Выручку она считает на бумажке: «Так, 900 га озимой пшеницы. Это 5400 т в год по 8 рублей за тонну. Плюс 56 га ячменя...» В сумме выходит 65 млн рублей. Половина уходит на регулярные затраты, большая часть остального — на технику, строительство базы или покупку земли (один пай сейчас продаётся за 500 000 рублей). «Иногда с января до урожая едим в долг», — замечает Карпенко.

Телефонный разговор с секретарём Максима Мишарева — генерального директора ООО «Агрохолдинг "Каневской"», дочерней компании концерна «Покровский», 24 октября 2016 года. Абонент не представился

— Здравствуйте. Я вам отправлял письмо по поводу интервью Максима Мишарева для издания «Секрет Фирмы». — Да, мы получили и ничего вам не ответили. Разве не понятно, что это означает, что разговор о фермерах не представляется нам важным? — Я мог бы поговорить с самим господином Мишаревым и попробовать его переубедить? — Нет, ему это неинтересно.

Телефонный разговор с Александром Поярковым, генеральным директором ООО «Агротэк», 19 октября 2016 года.

— Мы не входим в состав никакого холдинга. Мы сами почти как фермеры, у нас по два-три учредителя на каждом из восьми ООО и двух КФХ. На данный момент сказать, кто рейдер, сложно. Мы не захватываем земли и выполняем судебные решения. Судебные решения Каневского районного суда — в нашу пользу. Апелляционные решения краевого суда — в пользу Карпенко. Мы не препятствовали тому, что она убрала посеянный нами урожай. Назвать нас рейдерами я не могу. Никаких войн мы не ведём. Вообще хозяйство существует с 2004 года. Наш председатель колхоза Анатолий Тимофеевич Кочегура выделил каждое хозяйство как отдельное юридическое лицо, чтобы их не захватили крупные холдинги. Мы сами из простых семей. У меня мать — телятница, доярка. Я такой же, как Карпенко. Если вы примерно понимаете, что такое станицы, образно выражаясь... Нина Владимировна начинала с 200 га, а сейчас у неё 1600 га. А теперь задайте себе простой вопрос: кто рейдер? — Она утверждает, что люди передали паи добровольно — всё-таки работала учительницей и директором мельницы. — Она поназаключала договора [с пайщиками] на 20–25 лет, которые слухом не знают, что с ними заключён договор. Вот у меня сейчас жалоба в прокуратуру на Карпенко Нину Владимировну. Но я не считаю, что это рейдерство. Я не собираюсь в этом разбираться. Это филькина грамота: она вам сказала одно, а вы мне — другое. По-русски выражаясь, это грязное бельё. — А что за иск вы подали о переводе 16 договоров аренды от Карпенко к «Агротэку»? — Нет. Это она хотела расторгнуть их договор с ООО «Агротэк». Якобы к ней пришли пайщики, якобы она их представляет и якобы договор с «Агротэком» уже заключён. Якобы бывший руководитель предприятия подписал и уступил им эту землю. Я так думаю, что при помощи подкатов и откатов. Наверно, Карпенко заплатила ему, бывшему руководителю ООО «Агротэк». Это моё личное мнение. — Правильно ли я понимаю, что владелицы ООО «Агротэк» — это Смирнова Елена Анатольевна и Точилкина Зоя Павловна? — При чём здесь они? Это я как руководитель принимал решения. При чём здесь рейдерство? Вопрос, кто владелец, не является важным. — Нет, он важный. Смирнова Елена — это дочь Кочегуры и двоюродная сестра Белохортова Игоря Ивановича, заместителя председателя Каневского районного суда. А Зоя Точилкина — супруга заместителя главы Каневского района по сельскому хозяйству. — Вы меня не слышите. При чём здесь кто учредитель? — Я бы хотел услышать их версию спора с Карпенко. — Тогда приезжайте и пишите автобиографию Карпенко. До свидания!!

Агент ЦРУ

Звёздный час Николая Маслова настал 12 марта 2015 года. Кумир бизнесменов эпохи первоначального накопления Сергей Лисовский в программе «Капитал» на РБК-ТВ ставил всей стране в пример его, простого фермера, явившегося на эфир в розовой рубашке. Мол, человек с 70 га платит 4 млн рублей лизинговых платежей в год, собирает 100 ц с гектара пшеницы при средней урожайности в 60 ц. Спустя год, во время тракторного марша, Маслов заявил: «Если мы не дойдём до Москвы, я готов сжечь себя на Красной площади, чтобы нас, наконец, заметили». В самом начале своего пути, когда «Росагролизинг» выделил ему, фермеру из станицы Дмитриевская, новый комбайн и два КамАЗа, будущее выглядело более оптимистично. Как Маслов докатился до идеи самосожжения? 49-летнего активиста в футболке «Рыбалка дело клёвое» и камуфляжных штанах я застал в сарае за прослушиванием радиопрограммы Владимира Соловьёва. Маслов посмеивался: адвокат Шота Горгадзе называл его «агентом ЦРУ». На стене его сарая висела дрель, пол был завален какими-то катушками, вёдрами, пустыми бутылками из-под питьевой воды. На старых полках покоились облезлые утюги, чайники, шурупы и гвозди. Одноэтажный дом выглядел чище, но не просторнее: в проходной комнате и двух каморках два на два метра уживаются пятеро взрослых и двое детей. Предки Маслова, казаки, основали Дмитриевскую в 1801 году. Он сам здесь родился и вырос, после ветеринарного техникума и армии вышел на работу в местный колхоз «Заветы Ленина», где дослужился до руководителя отделения. В 2002 году ему предложили баллотироваться в председатели, но он проиграл действующему, отношения с ним испортились — и Маслов ушёл. Колхоз позже трансформировался в сельскохозпредприятие «Дмитриевское», которое сохранило договора аренды с пайщиками и стало крупнейшей компанией Кавказского района. Два года Маслов вспахивал на своём тракторе чужие огороды за копейки и мотался по судам, чтобы выделить земельный пай. СХП точно так же, как и у Карпенко, возражало, шестерёнки судов крутились неспешно, и лишь в 2005 году Маслов зарегистрировал своё КФХ на 70 га. 28 своих, остальные — родственников и соседей. Десять лет он спокойно работал в ожидании посевной 2016 года. Зимой заканчиваются десятилетние договора аренды пайщиков с СХП «Дмитриевское», и некоторые хотели передать свои паи ему и другим мелким фермерам. Готовиться начали заранее. Потенциальные пайщики Маслова заказали выписки из Росреестра, чтобы узнать точный срок окончания аренды. Когда пришла бумага, они поразились: на их долю наложено обременение — ипотека. И не только на их: под такое же обременение попал и станичный парк культуры и отдыха, а также воинский мемориал (копия документа имеется в распоряжении редакции). Маслов подал жалобу на СХП. Ответ Росреестра: «В момент конвертации данных с бумажного носителя на электронный произошёл сбой, в результате чего ипотекой оказались обременены все доли, а не только те, которые принадлежат СХП "Дмитриевское"». На третий день после подачи жалобы к Маслову приехал его кум, начальник охраны СХП: «Что, будешь землю набирать? А проблем не боишься? Шестопалов с Новиковой могут устроить». Вадим Шестопалов и Светлана Новикова — владельцы СХП «Дмитриевское». По словам Маслова, в станице все знают, что они родственники председателя Краснодарского краевого суда Александра Чернова. Впрочем, подтвердить это родство документально не удалось. Через неделю Маслов зарезал поросёнка и раздавал сало родственникам и приятелям. Пришли друзья сына и зятя, сидели за столом, пили самогон. После девяти вечера в дверь постучали. На пороге стояла хрупкая женщина в погонах. В отдел по борьбе с экономическими преступлениями поступила жалоба от наёмных работников СХП «Дмитриевское», что Маслов якобы готовит рейдерский захват предприятия. Женщину также угостили салом, она опросила Маслова, он передал ей выписку из Росреестра, и гостья обещала перезвонить, однако, больше с фермером не связывалась. Ещё через три дня Маслова вызвали в прокуратуру по старому делу. Два года назад он возвращался с поля на тракторе с сеялкой. Старая машина заглохла на перекрёстке. Сзади ехал 75-летний выпивший мужчина на мопеде. Ночью, без освещения, он не заметил остановившийся трактор и влетел в него на полном ходу. Через два дня умер. Тогда следователь состава преступления не увидел. Но теперь в прокуратуре решили, что Маслов не стоял, а ехал. Правда, новый допрос не запротоколировали — видимо, посчитали, что пришить дело за то, что в трактор влетели сзади, будет сложно.

«Если мы не дойдём до Москвы, сожгу себя на Красной площади, чтобы нас заметили».

Когда Маслов отбывал десять суток в Новочеркасске, к нему в станицу явилась налоговая: вроде бы фермер использует наёмный труд и не платит за него налоги. «Конечно, использую, — чистосердечно сознаётся Маслов. — Вот у моего соседа ревматоидный артрит рук. Он не может нигде работать. Я ему иногда огород вспашу, гравий дам. А он, пока я по судам мотаюсь, мне на комбайне поле обработает». Этот сосед при опросе растерялся и сказал, что Маслов действительно заплатил ему два года назад 12 000 рублей за работу. Фермера вызвали в налоговую и объяснили, что с каждой такой выплаты он должен отчислить налог. «Государство совсем нашей жизни не понимает! — почти уже орёт фермер. — Мы же соседи, и с 1801 года всё решаем по-соседски». Зимой СХП «Дмитриевское» подало иски в суд с просьбой запретить выделение земли 21 колхознику. Мотивировка: если площадь пахотных земель СХП уменьшится на 0,4%, оно не сможет обеспечить армию продуктами в случае военных действий. После тракторного марша районный суд иск отклонил, но арест с земли не снял. СХП подало апелляцию в краевой суд. 21 иск рассматривают по очереди, заседания через день. Каждый раз Маслов должен присутствовать, а одна дорога до столицы края — это день простоя и 2000 рублей на бензин для его «Лады-Калины». Он уверен, что суд растянется минимум на год, хотя желающие выделиться предложили забрать у СХП самые неудобные, дальние участки.

Юрист «Дмитриевского» Сергей Пономаренко объясняет, что предприятие препятствует выделу, так как размер паёв надо сократить. Его, мол, изначально неправильно рассчитали. Не учли, что не вся земля пахотная, там есть ЛЭП, курганы и дороги. Маслов в ответ злится: «После разделения на паи 946 га остались невостребованными — кто-то умер, кто-то уехал и своим правом доли не воспользовался. Муниципалитет бесплатно передал их СХП, а мог бы сдавать в аренду за 15 млн рублей в год. Интересно, учтут ли их при подсчёте новых размеров паёв?» По дороге в офис СХП «Дмитриевское» Маслов произносит речь: «Я потомственный казак. А если казак почувствовал волю, он её уже ни на что не променяет. Даже если мне зарплату в 100 000 рублей предложат, с этой земли я никуда не уеду. У меня тут девять поколений на кладбище лежит». Другие потомки казаков разбежались из станицы довольно быстро — как только СХП стало увольнять местных сотрудников и завозить сезонных рабочих из Крыма и Донбасса. Население Дмитриевской с начала века сократилось с 7000 до 2500 человек. Каждый четвёртый дом заброшен, порос травой, в крышах прорехи. На многих домах — таблички «Продаётся». Правда, никто не покупает.

Интервью (попытка). Офис СХП «Дмитриевское», 6 октября 2016 года.

Двухэтажное бело-синее, отделанное сайдингом здание. Позолоченная статуя Ленина и клумба с тюльпанами. Нас окликает бритый наголо широкоплечий мужчина в джинсах и куртке. — Вы кто такие? Куда идёте? — Мы журналисты, хотим поговорить с Вадимом Шестопаловым. — Его нет. Прекратите меня снимать и проваливайте. — Так-так, спокойно. Мы просто хотим поговорить. — Я сказал: хватит меня снимать. — Не стыдно вам за мужчину, который на девушек бросается? — спрашиваю я у коллег охранника, двух женщин, которые вышли на шум. — Да какая она [фотограф «Секрета фирмы» Алина Десятниченко] женщина? Она на мужика похожа. — Ладно-ладно, давайте, разошлись, — успокаивает охранника ещё один наблюдатель схватки за фотоаппарат. Позже он представится адвокатом Сергеем Пономаренко и согласится на телефонное интервью.

Разговор с Сергеем Пономаренко, главным юристом СХП «Дмитриевское», 20 октября 2016 года.

— Как доля пайщиков оказалась обременена ипотекой без их ведома? — По этому факту Маслов обращался в прокуратуру и Росреестр. Ему дали все сведения. Там чётко установлено, что заложены доли только СХП «Дмитриевское». Остальные заложить невозможно. Я не могу заложить ваше имущество в банк. Банк никогда на такое не пойдёт, Росреестр не зарегистрирует. Это уголовно наказуемое деяние. — Маслов показывал мне ответ от Росреестра, что якобы при переносе с бумажного на электронный носитель произошёл сбой. Это официальная версия? — Это версия Росреестра. Потом прокуратура проверяла Росреестр по жалобе Маслова и увидела, что заложена только доля ООО. Эти вещи не вытворяются на сегодняшнее время. — В прошлом году пайщики заявили, что будут выделять землю в пользу Маслова. Сразу после этого, по его словам, у него начались проблемы с различными проверяющими органами. — Стоп-стоп-стоп, давайте разберёмся. Чтобы отдать какому-то третьему лицу землю в аренду, нужно смотреть Гражданский кодекс. Преимущественное право на заключение договора остаётся у ООО. — То есть собственники не могут распоряжаться землёй по своему усмотрению? — Они не могут передать её в аренду третьему лицу. Только если ООО письменно откажется от заключения договора аренды. Вот тогда арендовать имеет право Маслов. — Вернёмся к вопросу. После того заявления пайщиков к Маслову приехал ОБЭП по жалобе наёмных работников СХП. Вы имеете к этому какое-то отношение? — Нет. Маслов уже, честно говоря, задолбал этих пайщиков, ходит тут, собрания всякие собирает. ООО не обращалось ни в какие правоохранительные органы. — Он говорит, что ОБЭП приехал по жалобе наёмных работников СХП. — Он, видимо, путает наёмных работников с пайщиками. Они, может, и работают на предприятии, но являются пайщиками общедолевой собственности. — В иске к желающим выделиться пайщикам вы пишете, что, если они выделятся, СХП не сможет удовлетворить потребности армии в продуктах во время военных действий. Как вам пришёл в голову такой аргумент? — Мы заключили соглашение с администрацией Краснодарского края о том, что формируем запасы на подобный случай. Если эти доли (0,4% от земли, управляемой СХП. — Прим. авт.) выделятся, мы выдержать запасы не сможем. Но основным аргументом является то, что на участках, предлагаемых к выделению, находятся ЛЭП, курганы и внутриполевые дороги, которые не были учтены изначально при процедуре межевания. Нужно, чтобы Кадастровая палата заново рассчитала все площади и паи, а потом уже начинать мероприятия по выделу. А в 1991 году [когда выделялись паи] люди стали только формальными собственниками. — Вы хотите сказать, что после нового межевания вы спокойно отдадите землю Маслову, а точнее, его потенциальным пайщикам? — С Масловым у нас никаких отношений нет вообще. Естественно, когда у них доля образуется, мы не будем иметь право препятствовать выделу земельных долей. Я понимаю: марши тракторные, политика, всё остальное. Но нужно юридически разобраться, чтобы ни одна из сторон не пострадала, чтобы всё было правильно и честно. — Администрация станицы Дмитриевская передала СХП «Дмитриевское» 946 га невостребованной земли. Вы их добавите к общедолевой собственности пайщиков? — Этот земельный участок всегда находился в колхозе, правопреемником которого является ООО. Если она невостребованна, существует такое понятие, как право собственности в силу приобретательной давности. Если собственность никогда не выбывала из пользования определённого лица, она остаётся за ним, если оно использует ее более 15 лет. Три судебные инстанции проверили, что эта земля не выбывала, что за неё налог постоянно платился. На основании чего она должна кому-то передаваться? Каждый защищает свои интересы в силу законодательства. Нельзя сегодня ничем разбрасываться, особенно чужим. — Маслов говорит, что в станице все знают: владельцы СХП «Дмитриевское» Вадим Шестопалов и Светлана Новикова — родственники председателя краевого суда Александра Чернова. Это правда? — Это неправда, мы уже об этом писали опровержения в СМИ. Прокуратура уже проводила проверку по этому поводу. Я вам пришлю её выводы (в течение месяца, после двух напоминаний, так и не прислал. — Прим. авт.). — Можете в таком случае рассказать немного про совладельцев СХП? — Не могу. Я не знаю, где они родились и чем занимались. Да и разглашать я это не имею права.

Вполне мёртвые души

Русло высохшей реки Безымянной в станице Старовеличковской Калининского района невозможно отличить от берегов, за пару лет оно поросло бурьяном. К октябрю бурьян выгорел на кубанском солнце и стал жёлт, как всё вокруг. Вся станица ловила здесь рыбу и прыгала с вышек в воду, пока к реке не протянулись трубы для орошения угодий Южной многоотраслевой корпорации (адвокат компании Сергей Рухтин подтвердил, что ЮМК вкладывалась в оросительную систему в Старовеличковской). Холдинг с выручкой 25 млрд рублей в год принадлежит Олегу Макаревичу, одному из самых влиятельных бизнесменов края с долей как минимум в 28 компаниях (по данным СПАРК-Интерфакс) и бывшему сотруднику ФСБ («Секрету» это подтвердили два не связанных друг с другом бывших сотрудника силовых структур, которые работали с Макаревичем). Земли местного колхоза «Октябрь» перешли Макаревичу в собственность, согласно тому же «СПАРК-Интерфаксу», в 2008 году. Схема — проверенная: активы колхоза переводят в частные компании, потом колхоз объявляется банкротом и ликвидируется. По рассказам Волченко и его коллеги-фермера Юрия Масенко, жители станицы пошли знакомиться с новым владельцем, собрались в зале на 50 человек в офисе «Октября». Кто-то начал: «Олег Александрович, давайте жить как дружные соседи. Если можно, мы будем у вас иногда технику просить, всё-таки у вас возможностей побольше». По словам фермеров, в ответ Макаревич рявкнул, что, мол, дешевле нанять мигрантов. Похоже, так и случилось. Автобус в Краснодар, лет десять назад ходивший дважды в день, теперь выезжает из станицы каждые 20 минут, заполненный местными жителями, потерявшими работу на земле. Большинство их устроилось охранниками и вахтёрами в Краснодаре, благо ехать всего 45 минут. В пятницу вечером в кафе «Таверна» гуляет одна компания. Грузный мужчина и 12 накрашенных женщин в пёстрых платьях отмечают День учителя и, выпив, пляшут под «Я за тебя калым отдам». В соседней «Жемчужине» никого. Молодёжь можно встретить разве что у «Магнита» — там конечная автобуса из Краснодара. Один из немногих, кто борется за право вести своё дело в Старовеличковской, — 38-летний Алексей Волченко, потомок казаков. О работе на земле он мечтал с детства: отец брал его с собой возить пшеницу на элеватор и они обедали борщом и котлетами прямо в поле. Правда, учился Волченко на следователя — хотел «несправедливость устранять». Из воронежской школы МВД его отчислили, не сдал электродинамику и радиотехнику, зато взяли в милицию в Тимашевск — он сопровождал осуждённых в суды, работал в вытрезвителе и охранял краевую прокуратуру. Как-то раз коллеги объяснили ему, как правильно выделять землю из колхоза. Однажды у Волченко неожиданно выдался выходной, он без предупреждения вернулся домой, в станицу, и застал жену с другим. Супруги развелись, и Волченко ушёл в запой. Из милиции его выгнали, но почти сразу он устроился в ЧОП «Дружина». На собеседовании ему сообщили, что охранять предстоит объект государственной важности — дачу губернатора Александра Ткачёва под Джубгой, ту самую, за надпись «Саня вор» на заборе которой экологи Сурен Газарян и Евгений Витишко получили по три года колонии. Самого Ткачёва будущий фермер на даче ни разу не видел. Зато, вспоминает Волченко, губернаторская дочь на свой день рождения приплыла в резиденцию на белоснежном корабле с толпой молодёжи, веселились всю ночь. Волченко приходилось чуть ли не каждый день спорить с туристами, которые возмущались, что проход к морю огорожен — ведь публичный сервитут предполагает, что все заборы должны заканчиваться за 20 м до водоёма. Охранник объяснял, что это частная собственность, только не уточнял, чья конкретно, — это категорически запрещалось. Рассказывая о дальнейшем, Волченко методично давит ножницами ос на оконных рамах базы. Неудачный роман, идиотский розыгрыш на почве ревности, квалифицированный как мошенничество, полгода в колонии-поселении. После освобождения он вернулся к родителям в Старовеличковскую. Те как раз пытались выделить землю из «Октября» и столкнулись с теми же проблемами, что и Карпенко с Масловым. Колхоз, загибавшийся после убийства его руководителя, депутата Госдумы Юрия Полякова, ни на один предложенный фермерами способ межевания не соглашался. Райсуд поддерживал «Октябрь», крайсуд решения отменял и направлял на новое рассмотрение в районный — и так по кругу. Однажды вечером Людмила Волченко, мама Алексея, сидела на кухне и отрисовывала на ватмане фразу «Руки прочь от нашей земли». Пару дней назад она подала уведомление о проведении митинга в Краснодаре в знак протеста против действий «Октября». В дверь постучали: на пороге стоял знакомый, спросил отца Алексея, Михаила Волченко. Людмила ответила, что он скоро подойдёт. Знакомый обещал подождать в саду. Михаил вернулся, открыл калитку, заметил знакомого и протянул ему руку. Что было дальше, не помнит. Кто-то ударил его ногой в висок, Михаил сразу потерял сознание и не успел крикнуть. Через полчаса Людмила нашла его в саду: в позе эмбриона, лицо в крови, рядом в траве выбитые зубы.

Маслов услышал звук плевка, почувствовал на лице слюну и еле удержался, чтобы не ударить в ответ.

Милиция возбуждать дело отказалась. Почти десять лет Михаил ходит без зубов — надеется, что правоохранители одумаются, найдут виновного и заставят его возместить ущерб. От идеи митинга Волченко, несмотря ни на что, не отказались. До Краснодара доехала всего одна машина — остальных задержали по дороге. Митинг выглядел жалко, но его заметила корреспондент «Российской газеты» Татьяна Павловская. Она связала фермеров с Петром Щербаком, председателем Штаба по защите фермеров и крестьян Краснодарского края. Щербак собрал ещё несколько митингов — на этот раз уже не в Краснодаре, а в райцентре, станице Калининской. На одно из мероприятий пришло 200 человек с плакатами «Руки прочь от Людмилы Волченко». Наконец, «Октябрь», казалось, дрогнул и в 2008 году согласился отмежевать землю. Осенью Волченко всей семьёй впервые вышли обрабатывать свои 100 га. Вспахали, задисковали и собирались сеять озимую пшеницу. Когда обедали приобретённой в «Магните» копчёной курицей с хлебом, им позвонили соседи: «У вас дом горит!». Волченки помчались обратно на своей «девятке». Приехали вместе с пожарными, но крышу крохотного, трёхкомнатного краснокирпичного дома спасти уже не успели. Гостиная и две комнаты сохранились, коридор выгорел. «Пожар дошёл до икон и потух», — назидательно произносит Людмила. Месяц они жили под натянутым пологом — повезло, что не было дождей. 300 000 рублей на ремонт собирали по друзьям и родственникам. До первого урожая оставалось ещё полгода. В поджоге Волченко обвиняет людей Макаревича. Их конфликт не угас даже после отмежевания земли. Волченко вошёл в роль местного Робин Гуда. В милиции он научился составлять юридически грамотные документы. Теперь пишет заявления и иски за других фермеров, желающих выделить свои паи, собирает митинги. Однажды два месяца отправлял прокурору по десять самых дурацких запросов каждый день — лишь бы тот обратил внимание на реальные проблемы. Рингтоном на его телефоне стоит «Свобода» Юрия Шевчука.

Война для казака — неустранимый момент бытия, религиозное действие, праздничное действие, своеобразная инициация

Но Волченко добивается успеха далеко не всегда. Суды упорно принимают решения в пользу Макаревича. Самый дикий случай произошёл в станице Джумайловская с фермером Юрием Масенко. Пару лет назад его поле перегородили охранники. Они показали Масенко решение общего собрания пайщиков, согласно которому владельцы двух участков земли, которую сдавали ему в аренду, передают её компании «Де-Юре» Макаревича. Масенко посмотрел на фамилии, имена, отчества подписавших и обомлел: 18 из 20 пайщиков уже давно как мертвы. Оказалось, что те двое владельцев участков просто вписали их имена в число участников собрания, чтобы образовался кворум (копия документа есть в распоряжении редакции). В суде сначала сказали: «В России и не такое бывает» — и утвердили решение. Но недавно по факту этого собрания возбудили уголовное дело. В феврале 2016 года «Коммунисты России» позвали Волченко выступить на своей конференции. Он рассказал о проблемах с крупными агрохолдингами в Калининском районе, после чего с ним связались фермеры из других частей Краснодарского края с теми же проблемами. Они собрали митинг на 700 человек, а затем Волченко получил разрешение на тракторный пробег. Так бывший полицейский и охранник дачи Ткачёва превратился в одного из главных оппозиционеров Кубани. Волченко — чуть ли не единственный из участников марша, кому пробег помог. Два года назад его семья собиралась, как обычно, сеять озимую пшеницу на одном из полей. Поехали на той же «девятке», но уткнулись в невесть откуда взявшийся шлагбаум. Рядом стояли охранники, высказавшиеся, по словам Волченко, так: «Макаревич просил передать, что он приватизировал все местные дороги. Хотите попасть на своё поле? Покупайте вертолёт». Задумка бизнесмена, возможно, была в том, что за два года судов поле зарастёт бурьяном, его отберут за неиспользование пахотной земли по назначению и отдадут ЮМК. Но после возвращения Волченко с тракторного марша новый районный прокурор обязал Макаревича проложить альтернативный маршрут к полям фермеров. Теперь они добираются до него через свалку бытовых отходов. До другого поля приходится делать крюк через соседний район. Мы выходим с базы. Беззубый Михаил Волченко меняет подшипник на старом комбайне. Его супруга Людмила с трудом заводит «девятку». Дым из выхлопной трубы взмывает вверх, сливается с дымом со свалки и ложится на кукурузу, картофель и подсолнухи. Волченко, будто извиняясь, пожимает плечами: «Люди Макаревича теперь жгут её почти каждый день. Выкуривают нас с нашей земли».

Телефонный разговор с Сергеем Рухтиным, адвокатом Олега Макаревича, 24 октября 2016 года.

— Волченко — неуравновешенный человек. Всё, что он говорит, не имеет никакого смысла. У нас есть конфликты с агрохолдингами. Волченко, наверно, представляет их интересы. Тема высосана из пальца и связана с ментальными и психологическими проблемами самого Волченко. Он просто пользуется тем, что вызвал интерес СМИ. Когда их интерес угасает, он делает заявления, которые будут для него иметь уголовно-правовые последствия. — Макаревич действительно загораживал проезд к полям фермеров? — Эта история с большой бородой. Это спор не с Волченко, а с местной администрацией по поводу дорог. Он давно решён в судебном порядке. Все ездят так, кому как надо. Этой проблемы не существует. — Нет, Волченко до сих пор надо делать крюк, чтобы добраться до своего поля. Вам не кажется странным, что общестаничные дороги были кем-то приватизированы? — На эти дороги установлен публичный сервитут. По ним сейчас может ездить любой. Ирония в том, что фактически дороги — на балансе СК «Октябрь». По сути, это публичные дороги, но Макаревич несёт расходы на их содержание (непонятно какие — там грунтовка. — Прим. авт.). — Когда Волченко впервые увидели этот шлагбаум, охрана предложила им купить вертолёт, чтобы добираться до своего поля. Было такое? — (После паузы.) В общем, нет такого спора. — Как мёртвые души участвовали в собрании? — Они [фермеры] предъявили иски и пытаются оспорить то собрание. По нашей информации, некая питерская компания скупает паи и хочет таким способом выделиться. Но собрание проводилось в соответствии с законом. Местная администрация его собирала, определяла кворум, фиксировала голосование, проверяла, кто как голосовал, подписывала протокол. Вся процедура там соблюдена. — Кроме того, что его подписывали мёртвые граждане. — Это они заявляют. Пускай суд рассматривает. Они говорят, поддельные документы? Опять же он [Волченко] лоббирует частные интересы каких-то лиц, которые хотят отхватить кусок земли. — Это не Волченко, а другой фермер — Масенко. Это его паи в том числе. — Ну понятно. Ну не всем же везёт. Есть большинство, оно приняло решение. — Хорошо. Скажите, а мог бы я поговорить с самим Макаревичем? — Он не будет общаться с прессой. У него другие приоритеты, другие социальные задачи. Ему нужно обеспечить 7000 человек работой (о том, как сотрудники ЮМК оценивают свою работу в холдинге, можно прочитать здесь или здесь. — Прим. авт.), своевременной выплатой зарплаты. Сейчас экономический кризис, если вы знаете. А эти шарлатаны, которые болтаются, используют интерес со стороны СМИ, — это внешний раздражитель, про который нормальному человеку хочется забыть. Макаревич не станет ни с кем по этому поводу общаться. Он уже давно от этого отказался. Вы далеко не первый, кто о таком просит. Очередная попытка не будет удачной. У всех есть свои скелеты в шкафах. Никто не хочет раскрывать подробности того, как они создавали бизнес.

Край неисправимых

Почти все участники тракторного марша и другие кубанские фермеры — потомки казаков, которым в 1792 году Екатерина II даровала земли на Кубани за помощь в войне с Османской империей. Казачий быт и взгляды не так уж сильно изменились в последние два века. Фермеры бьются за свои гектары и возможность простого счастья. Их главная черта, по словам доктора исторических наук Александра Сопова, это «двойственное отношение к центральному правительству и власти вообще: с одной стороны, отдаленность от центра, длительное отстаивание своей независимости; с другой стороны, привилегированное, особое положение "первых защитников царской монархии", близость к главе государства, специфичность образа жизни привели к формированию как "хронической оппозиционности" и противопоставлению себя государству, так и противопоставлению другим группам населения». «Война для казака — неустранимый момент бытия, — продолжает Сопов, цитируя коллегу, профессора МГУ Игоря Яковенко. — Это религиозное действие, праздничное действие, своеобразная инициация». В войне фермеры готовы идти далеко. В начале октября стало известно о самоубийстве 69-летнего Николая Горбаня, директора ЗАО «Колос» из Тимашевска, компании с выручкой в 61 млн рублей. Он выстрелил себе в голову из травматического пистолета. Его сын сообщил, что в предсмертной записке Горбань обвиняет в своей гибели владельца ЮМК Олега Макаревича, якобы «насильно» отобравшего у него около 100 га земли. Когда мы уезжали, начиналась гроза, над Кубанью сгущалась тьма. Мимо проносились станицы, и чем больше пейзаж прикидывался обычным аграрным югом, тем острее становилось ясно, что если суммировать творящееся на этой земле — резня в Кущёвской, бандиты-цапки, связанные с прокурорскими, полунищие фермеры, их хибары из навоза, копчёная курица как деликатес, роскошные дачи правителей за заборами с проволокой под электрическим напряжением, споры с судьями, бросающими взгляды «чего вам надо, не понимаете, что ли, как в России всё устроено», альянс олигархов и беспринципных юристов с решальщиками — то Кубань оказалась точкой кристаллизации зла, рождённого бесправием, гибкими законами и специальной российской версией капитализма, для которого небольших предпринимателей как класса просто нет. Потомки казаков вошли в клинч с этим капитализмом, и зёрна их гнева разлетаются по югу. На новый марш они собираются в ближайшие месяцы. «За детей и внуков я боюсь, но за страну страшнее, — Николай Маслов из Дмитриевской крутит в руках складной нож. — Бороться я буду до конца и никуда отсюда не уеду. Помру тут, в станице, да и всё».

«За детей и внуков я боюсь, но за страну страшнее»