Три сценария для экономического развития России

В книге «Будущее российской экономики» профессор НИУ ВШЭ и директор Центра макроэкономических исследований Сбербанка Олег Замулин рассмотрел три возможных сценария дальнейшего развития экономики России.

К сожалению, длительное продолжение стагнации с ростом (ВВП. — Прим. «Секрета») в диапазоне 1–3% в год представляется наиболее вероятным сценарием. Мировой опыт показывает, что немногим странам удалось преодолеть отставание и перейти из разряда «стран-середнячков» в разряд богатых. В основном к таким можно отнести некоторые из восточноазиатских стран — Японию, Южную Корею или Сингапур.

В то же время, скажем, большинство латиноамериканских стран со средним уровнем достатка, такие как Бразилия, Аргентина или Мексика, последние несколько десятилетий растут со скоростью в диапазоне 2–3% в год, что соответствует скорости роста развитых стран. Это позволяет им сохранять свой относительный уровень дохода, но не сокращать отставание. Другие быстро растущие страны, такие как Китай или Индия, стартовали с гораздо более низкого уровня и до сих пор остаются беднее России с точки зрения дохода на душу населения.

Почему «странам-середнячкам» так редко удаётся перейти в разряд богатых? Основной причиной обычно называют устойчивость плохих экономических и политических институтов. Например, одним из главных ограничителей роста является высокая степень монополизации экономики: она не выгодна населению в целом, но выгодна самим монополистам.

Если они имеют политическую власть, то прилагают все усилия к сохранению статус-кво, сохранению своего монопольного положения, ограничивая вход на рынок других производителей. В результате подавляются стимулы к инновациям, внедрению новых технологий и повышению производительности, а именно эти вещи являются основой экономического роста.

Россия сейчас, скорее всего, застряла именно в такой институциональной ловушке. Крупные монополии, приближённые к власти, не заинтересованы ни в развитии конкуренции, ни в установлении верховенства права, и в той степени, в которой у них есть политическое влияние, они будут его использовать для сохранения текущей ситуации.

Поэтому до тех пор, пока в обществе (или хотя бы в экономически активной его части) не сложится широкий консенсус о необходимости изменения статус-кво, российская экономика будет продолжать расти крайне низкими темпами.

В случае если институциональные преобразования всё-таки произойдут, экономический рост вполне может составлять 5–6% в год в течение многих лет — для стран, находящихся на уровне развития России, такие темпы вполне достижимы.

Подобный экономический рост потребует в первую очередь масштабных инвестиций в новые производственные мощности и инфраструктуру. Именно поэтому так важно обеспечить защиту прав собственности — никто не будет вкладываться в крупные проекты с длительным сроком окупаемости, если не будет уверен в сохранности своих инвестиций.

Однако одних инвестиций мало, ведь на новых производствах должен кто-то работать. Поэтому вторым критичным условием экономического роста является рост производительности труда, который позволит высвобождать рабочую силу на существующих производствах, позволяя ей переходить на новые.

Хотя мысль о росте производительности кажется банальной и очевидной, надо понимать, что за ней кроется. Рост производительности совершенно не обязательно означает масштабные вложения в новые инженерные технологии. Существенного прогресса можно добиться, например, упрощением многих регулятивных мер, которые дадут возможность организациям быстрее оформлять всевозможные документы и меньше ресурсов тратить на заполнение бумажной отчётности.

Более совершенное предоставление общественных благ, таких как охрана правопорядка, позволит освободить значительные людские ресурсы, занятые сейчас в сфере частной охраны. Наконец, переобучение и передислокация людей, застрявших в депрессивных регионах, также является важным ресурсом рабочей силы.

Тем не менее внедрение новых технологий всё равно будет оставаться основным механизмом повышения производительности и высвобождения рабочей силы. Опыт быстро растущих развивающихся стран показывает, что самым эффективным методом внедрения новых технологий являются прямые иностранные инвестиции и встраивание экономики в мировые производственные цепочки.

Передовые международные компании, строящие в России свои производства, приносят с собой как инженерные, так и управленческие технологии, которые потом распространяются по всей экономике страны. Они также создают спрос на соответствующее образование или сами участвуют в подготовке специалистов, способных работать в современном информационном мире. Это подчёркивает необходимость комфортной среды для иностранных инвестиций и международной торговли, а также значимость нормализации международных отношений.

При этом не так важно, в каких именно отраслях мы должны ожидать наиболее быстрых темпов роста. Вполне возможно, этих отраслей на данный момент вообще нет. Например, мало кто мог ожидать во время кризиса экономики Финляндии в начале 1990-х годов, что одним из главных драйверов роста будет производство мобильных телефонов. Этот пример показывает, что гибкость экономики, готовность адаптироваться к новым технологиям и подстраивать регулирование экономики позволяют достигать впечатляющих результатов.

В новейшей истории России уже была стагнация, аналогичная сегодняшней, также начавшаяся при высочайших ценах на нефть. Речь идёт о периоде застоя, который Советский Союз переживал с середины 1970-х до конца 1980-х годов.

Мы знаем, что закончился этот период катастрофическим спадом, начавшимся в 1990 году и достигшим «дна» в 1998 году. По официальным данным, суммарные масштабы этого падения составили около 40% ВВП. Этот эпизод порождает закономерный вопрос, не может ли текущая стагнация закончиться аналогичным спадом.

Безусловно, вероятность кризиса никогда нельзя отвергать, хотя стагнация не обязательно перерастает в кризис. Кризис, то есть масштабное падение производства, как правило, наступает в результате того, что в течение длительного времени инвестиции идут в нерентабельные проекты, что в итоге приводит к банкротству системы.

Так, мировой финансовый кризис 2008 года стал результатом чрезмерных инвестиций в рынок недвижимости и в производные финансовые инструменты. Когда выяснилось, что реальная стоимость этих активов гораздо меньше, чем считал рынок, рухнули в первую очередь именно сектор недвижимости и финансовый сектор, потянув за собой и остальную экономику во всём мире.

Аналогично, крушение советской экономики стало результатом десятилетних вложений в нерентабельные производства, не ориентированные на конечного потребителя, в первую очередь военно-промышленный комплекс. Эти масштабные вложения продолжали осуществляться и в период застоя, тем более что высокие цены на нефть это позволяли.

В конце концов выяснилось, что государство не в состоянии содержать эту огромную промышленность, которая не производила достаточного продукта, чтобы кормить людей, работающих в ней. Падение цен на нефть в 1985 году явилось триггером, но не первопричиной последовавшего падения экономики.

В данный момент в российской экономике очевидной массовой тенденции к таким вложениям не наблюдается, поэтому едва ли в ближайшие годы стоит ожидать перехода от стагнации к спаду. Тем не менее отвергать возможность появления таких инвестиций нельзя, тем более что уже сейчас можно назвать отдельные примеры весьма спорных крупных инфраструктурных проектов.

Более того, всегда есть соблазн отреагировать на стагнацию масштабными государственными инвестициями для «разгона» экономики (что во многих случаях действительно является разумной политикой). Но если эти проекты окажутся нерентабельными, то они лягут на нашу экономику тяжёлым бременем, сокращая чистые доходы населения.

Это может привести как к плавному замедлению экономики, так и к резкому спаду, если для финансирования данных проектов сначала придётся идти на масштабные заимствования, а потом их резко сокращать, когда источник заимствований иссякнет.

Коллаж: «Секрет Фирмы», pxhere.com